Марика. Апрель
— С добрым утром, Мариша, — знакомый
до боли голос вторгся в сознание, заставив меня проснуться. Открыв
глаза, замерла. Прислушалась.
Нет, мне не почудилось. Это был
Андрей. В моей комнате, на моей кровати. Но как такое возможно? Он
не может быть здесь. Чисто физически не может.
Но все мои ощущения говорят об
обратном. Я чувствую знакомый аромат парфюма, прикосновения рук,
обнимающих мое тело. Жар губ, нежно касающихся виска.
— Просыпайся давай, лисенок… Пора
вставать.
Какой еще, нафиг, лисенок? Сбросив с
себя наглые конечности, поворачиваюсь на другой бок.И сразу
замираю. Андрей лежит рядом и выглядит до ужаса реальным.
Настолько, что я почти захлебываюсь воздухом, пытаясь сделать вдох.
Моргаю, мотаю головой. Надеюсь, что странное видение исчезнет.
Но нет, Андрей никуда не исчезает. Он
лежит на боку, в одних шортах, и неотрывно смотрит на меня. Так,
словно пытается насмотреться на всю жизнь вперёд.
Невольно отмечаю, что с момента нашей
последней встречи парень сильно изменился. Сильно похудел, черты
лица стали более острыми. Вместо привычной короткой стрижки теперь
была копна волос до плеч. Как будто он не стригся все эти месяцы.
Возле правой ключицы красовался длинный шрам, заставивший меня
вздрогнуть.
Рука потянулась к этому шраму сама
собой. Прикоснувшись, провела пальцами по всей длине шрама. Не
переставляя удивляться реальности происходящего.
Я чувствовала тепло кожи и ощупывала
неровные края шрама.
— Нет, — помотала головой. — Тебя
здесь нет, Андрей. Ты нереальный. Ты призрак.
— Неправда, Мариш. Я живой. Очень
даже живой. — взяв мою ладонь, прикладывает еек своей щеке. Трется
как кошак, давая почувствовать жесткость двухдневной щетины.
Затем прикладывает ладонь к своей
груди и прижимает крепко-крепко. Вздрагиваю всем телом, чувствуя
уверенный, быстрый ритм его сердца. Которое начинает колошматиться
так сильно, словно хочет вырваться из грудной клетки и попасть в
мои ладони.
— Мое сердце бьется только для тебя,
Мариш. Отныне и навсегда.
Андрей говорит тихо и смотрит с такой
затаенной грустью в глазах, почти безнадежной черной тоской, что у
меня невольно что-то отзывается внутри.
Что-то не совсем умершее и жаждущее
поверить ему. Поверить, принять и простить. Но это мимолетное
желание я душу в себе на корню.
