Вечер. Дождь. Окно. Я сижу на подоконнике и, упершись подбородком в колени, смотрю на серую пелену из воды и тумана за стеклом. Вспоминаю про сигарету в уголке губ и машинально затягиваюсь. Сизый завиток медленно поднимается вверх, неохотно отрываясь от мерцающего огонька. Третья пачка за день, хорошо вчера купил. Без еды можно, без питья еще туда-сюда, а вот без курева хоть волком вой. Только оно и спасает. Хотя кого я обманываю. Честно говоря, не спасает ничего. Но, по крайней мере, какое-то занятие. Такое суррогатное самоуспокоение.
Ливень хлещет уже третий час. На улице воды по колено. Люди не ходят, а буквально парят над бурными потоками. В вечерних сумерках, с избытком сдобренных туманом и дождем, видны только силуэты. Да и те скорее напоминают блеклые размытые пятна. Мелькнет и растворится в промокших городских улицах. И следующее пятно вырастает из ниоткуда и тут же проваливается в никуда.
Больше суток не могу уснуть. И даже водка не берет. Два стакана залпом – как будто в раковину вылил. Никакого эффекта. Я не пью, совсем, если не считать бокала сухого вина по особым случаям. Ну, еще раз-два в год рюмка коньяка. Даже на праздники друзья уже перестали уговаривать. А сейчас, мне кажется, могу литр спирта в себя влить без всяких последствий. Или только кажется…
Снова и снова прокручиваю в голове. Как это могло случиться? Почему именно со мной? Или может, как учат древние мудрецы, для чего? Куча мыслей о смерти. Гони, не гони их прочь, они снова и снова лезут в мою затуманенную голову. Или уже не сопротивляться – пусть лезут. Все равно от них не избавиться. Ладно, давайте. Навались всем кагалом.
Дождь потихоньку идет на убыль. А туман и темень усиливаются. Свет от автомобильных фар продирается сквозь плотную белесую вату. Робко режет ее, стараясь прикоснуться к асфальту. Получается так себе. Чаще всего тягучая, как кисель, пелена не поддается, еще плотнее укутывая пространство. Машины не мчат, как обычно, по вечернему городу, а несмело крадутся. То там мелькнет пару коротеньких лучиков, то тут.
Неожиданно под окнами протарахтел трамвай. Я так привык к этому грохоту, что давно не обращаю не него внимание. Но сейчас он ворвался в мое сознание новыми звуками. Как я не замечал раньше, что колеса явственно отбивали: «Эм-ма, Эм-ма»? Вагон уже давно, как и все вокруг, растворился в густом мареве, а в моем мозгу все еще продолжался колесный перестук: «Эм-ма, Эм-ма».
