Очень короткое, но очень нужное предисловие
Долго нудил Дядюшка Сэм, уговаривая меня описать доставшиеся на мою долю приключения, уверяя, что потомкам это крайне необходимо. Но я все отбрыкивался, сознавая, что нет, наверное, в этом мире человека более невежественного, чем я. Однако выбранная когда-то профессия и надежда на нечто, о чем я скажу позже, всё-таки заставили меня взяться за перо. В конце концов, это ведь и развлечение.
Для собственного удобства я решил писать так, словно читать эти строки будут мои бывшие современники – жители конца двадцатого – начала двадцать первого века. И не только для удобства: соображение, о котором я обещал сообщить ниже, делают это решение еще более оправданным. (Если уж так не терпится узнать, что я имею в виду, загляните в самый конец книги.)
Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что текст этот не имеет никакой эстетической значимости и может служить лишь своеобразным историческим документом, однако, создавая его, мне удобнее было время от времени сбиваться на откровенно беллетристический, а иногда и буквально опереточный стиль. Когда же мне надоедало это, я возвращался к стилю сухого документального отчета.
Хочу заранее предупредить и о том, что я не имею ни малейшего понятия, что моему потенциальному читателю может быть интересно, а что нет. Потому излагаю я, прежде всего, то, что интересно мне, что запомнилось мне наиболее ярко, время от времени прибегая к помощи и свидетельствам тех, кто кроме меня был участником описываемых событий.
Настоящим подарком стал для меня дневник Квентина, добытый и доставленный на Блиц 12XL Дядюшкой Сэмом. Без него мое повествование выглядело бы, наверное, довольно куце. А так оно даже может претендовать на некоторую законченность фабулы.
Вот, наверное, и все, или почти все, что я хотел бы сообщить тому, кто решился начать чтение этого документа – от скуки ли, из любопытства или же по каким-то иным, неведомым мне, побуждениям. Возможно, мне следует извиниться еще за то, что сам я – человек недостаточно любопытный, я бы даже сказал «поверхностный», и совершенно не склонный вникать в глубинные причины происходившего со мной.
Извиняет меня, пожалуй, лишь то, что мое невольное появление в данном месте и в данное время, в конце концов, положительно отразилось на течении истории целого мира. И пока что единственного известного нам мира. Этого, думаю, не станет отрицать никто. Да и, в конце концов, с какой это стати я взялся извиняться? Вас ведь никто не заставляет читать это. Так?
