Наследник
Никодим Никонорович состоял на службе управления охотоведения, был егерем в тайге. Жил он далеко от людей, не любил шума. Охотский район Хабаровского края его потребность в тишине удовлетворял полностью. Да и не стремился он в рабочий поселок Охотск. А что: хозяйство свое, жизнь налажена, охота кормит отменного стрелка, а если понадобятся дары цивилизации, лекарства или запчасть какая-то в дом, так он всё равно мотается к телеграфу каждый месяц в рабочий поселок. Дом его никогда не пустовал: то исследователи-краеведы заходят, то члены географического общества-картографы заглянут, то геологи, то ученые. Много разного люда захаживало. Много интересного он от них узнал, о реках и горах этой местности, о новых названиях и трудностях, с которыми приходится редким птицам бороться, о вымирании особых елей в связи с изменением климата, о Шантарских островах, не исследованных и поныне… Любил Никодим слушать, чем мир наполнен. Про древность этого края и про раскопки особенно любил хозяин дома узнавать. Говорили ученые-археологи, что древние цивилизации населяли эти места, рассказывали о династиях и культуре тех племен. Всё это Никодиму было дороже разговоров о больших городах и глобализации. Ученые поживут и уедут, кто домой, кто на базу к себе, а он остается. Любит тайгу – жить без нее не может. Да и куда тут уедешь, хозяйство у него большое, плюс ответственность за лес немалая. Дом его находился неподалеку реки Улья, которая замерзает в октябре и остается под ледяным покровом до конца апреля. Впадает она в Охотское море и является местом нереста лососевых рыб: семга, горбуша, кета, нерка, кижуч и многие другие радовали сети егеря. Любил он эти края, а Тайга в ответ его одаривала и ягодами, и грибами. Зима, правда, лютая, но характер ее хозяин одинокого дома знал и любил.
Никодим Никонорович на самом деле не был уроженцем сурового края. Таежный егерь был родом из жаркого Казахстана и хорошо знал о своем монгольском происхождении, но с родителями ему жить не пришлось: в три года его в детский дом отдала родная мать. А через пять лет на санях во двор приюта для сирот заехал Никанор Колистратович с супругой Ольгой Матвеевной, оба розовощекие с баранками на шее и прибаутками на устах. Посадили детишек в сани, да и увезли в свой дом на отшибе. Его не одного забрали, а с ребятами: семь мальчиков и пять девочек сидели в санях, он был тринадцатым. Эге-гей! Погонял собак, впряженных в сани, Никанор Колистратович. И они весело мчали ребят в тайгу, к новому дому. Каждому Ольга Матвеевна вручила баранку, а по приезду в дом накормила кашей и напоила чаем. Хорошо получалось, вроде и вырвали его с корнем от того места, к которому успел прирасти за пять лет, но всё же не так болезненно прошла пересадка его тела в новые условия, с ним же были его старые знакомые – еще двенадцать ребят.
