Как обычно, вечером пятницы, наше небольшое общество расположилось в беседке для чаепития. Погода стояла теплая, безветренная. Однако, земля еще не настолько подсохла, чтобы выделять пыль. Поэтому воздух был чудо как хорош – по-весеннему пьянящ и свеж.
Утомленные дневными хлопотами, а более всего (да и вернее, заметим) раздобревшие от яств нашего славного повара Тихона, гости впитывали наслаждения первых теплых вечеров. Потому беседа была вялой.
К слову, Тихон мог бы быть, как сейчас говорят, «шефом» в любом ресторане не только губернском, но и берите выше. Многие дивились тому, что он довольствуется скромным жалованием в сравнении с тем, что мог бы иметь. Однако же Тихон настаивал, что всем вполне доволен, а лишней суеты в его годы не хочется. Я же подозревал, что все это обусловлено благодарностью за давнишнее одно дело, когда мне довелось, не сочтите за нескромность, спасти тогда молодого еще поваренка от лютой смерти. Но об этом как-нибудь в другой раз.
А пока все любовались закатом и лакомились замечательными кремовыми пирожными с чаем.
Как-то незаметно разговор зашел о мистике. Я, занятый своими мыслями, не заметил, кто поднял эту тему. Но, думаю, это уж верно была Анфиса Павловна. Ее пристрастие ко всякой бесовщине уже давно стало анекдотом в нашем обществе.
– Тут вы не скажите, Константин Александрович, – качнула она премилой головкой. – Есть вещи, которых нам, людям, прознать не дано. Даже вон, Иван Иванович, и тот не разгадал бы, доведись ему расследовать. А уж вам-то и подавно.
При этих словах говорившая их так чарующе улыбнулась, что уже хмурившийся было граф передумал оскорбляться и улыбнулся в ответ.
– Что я там не смог бы расследовать? – спросил я, заслышав свое имя.
– Да вот, – ответил раскрасневшийся, видимо из-за ускользнувшего от моего внимания спора, Прокопий Анисимович, купец Платицин, конечно известный читателю. – Да вот, Мария Андреевна рассказывала нам о том, что в имении своем построила новый коровник. Однако ж скотина в нем не приживается…
– Весь молодняк падет, что ни делай! – незамедлительно встряла пухлощекая, похожая на сдобную булочку, помещица Кузякина, славная и добрая женщина, однако ж обладавшая даром сводить всех с ума своею болтовнёю.
Поэтому Прокопий Анисимович весьма своевременно пресек ее жестом руки и словами:
