…Мир был зелен, сколько хватало глаз. Сочные заросли травы били ключом, под деревьями дымился густой синий сумрак, косо пронизанный солнечными лучами. Послеполуденный безмятежный зной, дрожащее марево над Детинцем, выгоревшее добела небо сверху – и все! Ни человека, ни городских улиц, ни машин. Пусто и тихо.
– Так не бывает! – выдохнула Ника, бледное дитя каменных трущоб. – Я сейчас проснусь!
– Просыпайся. Хочешь увидеть хижину?
– Хочу! Нет! Я хочу жить на дереве.
– Я построю тебе гнездо.
– Хочу на этом дереве! Это же… шелковица! Здоровенная, как баобаб… Таких не бывает. Скажи, Тим, что не бывает, и толкни меня или ущипни. Я опять сплю.
– Ты не спишь. Это шелковица, вон ягоды осыпались. Будем разводить червяков.
– Бр-р-р, каких червяков… шелкопрядов!
– Научишься ткать и подаришь мне рубашку.
– Ага, и вышью – я тебя люблю! А потом мы уйдем в горы.
– Здесь всего-навсего одна гора, и называется она Детинец. А еще холмы и курганы.
– Детинец? Прекрасное название, такое… горное. Кстати, что это такое?
…Они целовались под шелковицей-баобабом, роняющей ягоды. Ягоды глухо шлепались на землю – стаккато ударных в стройном хоре птиц, шелеста ветерка, травы и листьев. Они были молодожены и все время целовались…
…Смерть – это общее право,
Никто не живет два века…
Жизнь – другое дело.
Красное вино
Льют в пустое тело,
Но каждому оно
Разное дано.
Э. Дикинсон. [Стих] 583
– Доктор, как он? – Женщина тревожно всматривалась в лицо человека в белом халате.
Доктор пожевал губами… Это был самый лучший в городе доктор, и его клиника тоже была самой лучшей. У него было мужественное лицо, вызывающее доверие. Хорошая фигура, прекрасно сшитый дорогой костюм… Один древний автор сказал, что врач должен быть прекрасно одет и распространять запах благовоний. Этот врач был именно таким. Ему хотелось верить безоговорочно, и пахло от него дорогим парфюмом.
