— Что это? — недоуменным взглядом смотрю на тонкую и хрупкую
фигуру своей свекрови — Тамары Ильиной-Стембольской.
Женщина явно напряжена. Двумя руками она опирается на дубовую
трость с инкрустированной полудрагоценными камнями рукояткой.
Несмотря на хромоту и травму, поставившую крест на ее карьере
балерины, Тамара Александровна до сих пор держит великолепную
осанку и сохранила отличную форму. В ее-то возрасте!
— Простая формальность, — с невозмутимым выражением лица
проговаривает Ильина. — Брачный договор.
— Но как же… — чувствую, как губы немеют и язык не слушается, а
в теле пронзительной и жгучей лавой разливается боль. — На каждой
странице убористым почерком стоит подпись моего Яна.
— Марина, — с нажимом повторяет женщина, — просто подпиши. Ты же
клялась моему сыну в великой и бескорыстной любви, тогда докажи это
на деле.
Я перевожу взгляд на стопку бумаг. Все буквы пестрят и
расплываются, пытаюсь сосредоточиться и прочитать хотя бы первую
строчку. Особенно мешает этот больничный тошнотворный запах,
который уже несколько дней наполняет мои легкие после страшной
аварии, в которой пострадали я и мой муж.
— Я могу ознакомиться с документами позднее? — оттягиваю время,
предчувствие просто вопит о том, что меня заманивают в какую-то
западню.
Ян никогда не предлагал мне заключить брачный договор, да и я
сама не заводила этот разговор. Было не до того. Водоворот страсти
и чувств закрутил с такой бешеной скоростью, что очнулась я уже
окольцованной и с совершенно чужой для себя фамилией Стембольская.
Из-за этого я сейчас смотрю с сомнением на эти документы. Да и
свекровь меня невзлюбила с той самой минуты, как меня представил Ян
в качестве своей жены.
«Ян, ты, наверное, зло пошутил? Где ты подобрал эту…» —
недоуменно, с примесью злобы и горечи выдала моя новоиспеченная
родственница.
Сказать, что мне хотелось помыться, ничего не сказать. В ее
совершенную жизнь я пробралась тайком, словно воришка, в грязных
сапогах натоптала по белоснежному ковру и теперь переезжаю в их дом
на правах молодой супруги единственного наследника.
Дверь в палату открывается, и на пороге появляется врач. Я тяну
губы в едва заметной улыбке и смотрю с надеждой на своего
спасителя, столь вовремя прервавшего этот неприятный разговор.
— Кто вас пустил? Больной нужен покой, особенно в ее
положении.