Глава
1
–
Анатоль, да уйдите же, наконец!
–
Александра, позвольте же остаться еще на часок!
Навязчивый кавалер стоял передо мной
в костюме Адама, из украшений на нем был лишь вздыбленный уд,
однако никакого желания продолжить амурные утехи он не вызывал. Я
уже собиралась приложить прилипчивого любовника талантом, но тот,
очевидно, почувствовал неладное и, вздохнув, принялся
одеваться.
На душе было мерзко, тело, жаждущее
благодати, Анатоля отторгало, и мне до сих пор удивительно, чем он
смог так привлечь к себе внимание, что вчера после приема у
Шарлотты Убри, в девичестве графини фон Ферзен, я потащила этого
хлыща к себе. Танька, отворившая в ночи двери, сделала такое лицо,
словно съела лимон целиком, и ведь оказалась права. Анатоль
Висленев оказался мужчиной пустым, склонным к глупым шуткам в
постели, а еще так гордился размером свое хера, что, казалось,
женщина ему была нужна только для высказывания своего восхищения
этим отростком. Как результат ночи: благодати я не достигла, между
ног все болит, и хочется тщательно вымыться.
– Ушел,
бестолочь, – пробубнила горничная. – Вставать будете?
– Буду, –
рыкнула я. – Надо было его выгнать еще в ночи.
– Надо
было его сюда не тащить, – проворчала Таня. – Душ?
Душ.
После памятного разговора с Корнилием Евстихеевичем работы по
обустройству принадлежащего ему здания были осуществлены в
кратчайшие сроки, и дом Мижуева стал символом научного прогресса. В
углубленном подвале обустроили топочную с большой паровой машиной,
от которой по трубам подавалась холодная и горячая вода, а зимой по
особым настенным грелкам бежал едва ли не пар, отчего в квартирах
стало непривычно тепло. Ушла вечная сырость, исчезли и следы вечной
беды петербургских апартаментов – плесени. Жильцы, изначально
сокрушавшиеся о неудобствах в связи с ремонтом, в первые же холода
отметили как комфорт новшества, как и то, что болеть стали реже. Но
одна придумка остается пока исключительно в моем пользовании –
устройство из двух кранов, в котором вода смешивается, и не надо
набирать лохань для умывания. Управляющий мастерскими Вяжницкий
просил не рассказывать широко об этом изобретении, пока он не
оформит привилегию[1]. Завод уже
разросся, занимая теперь половину земель между Карповкой и Невой,
не считая больших паровозных корпусов под Гатчиной, и не
ограничивался теперь только паровыми машинами. Отдельный оружейный
цех под тщательной охраной терялся среди свежеотстроенных кирпичных
коробок, где выпускалась «всякая всячина», как метко выражался
Степан Иванович.
