Когда форточка, подхваченная промозглым сквозняком, в очередной раз глухо стукнула по деревянной раме невысокого окна, старик не выдержал. Былой расторопностью, которой так славился Александр Синельный, он, конечно, уже не обладал, но все же для своего возраста был настоящим живчиком.
– Вот так! – удовлетворенно выдохнул Александр Иванович, хлопнув докучливой форточкой.
Мглистая темная ночь, раскинувшаяся за окном, невольно привлекла его внимание, заворожив на время своим бесконечным таинством.
– Какая глухая сегодня ночь, – тихо прошептал он, поглаживая костлявыми пальцами седые, чуть свисающие над уголками рта, усы. – Ни луны, ни звезд – ничего! Кромешный мрак!
Загипнотизированный этим странным, безликим миром, Александр Иванович стоял тихо; безмолвно и не спеша проваливаясь в эту чернеющую бездну. Неизвестно, сколь долгим было бы это молчание, если бы не скорый детский вопрос:
– Деда, а ты слышал об Аласторе?
Александр Иванович невольно вздрогнул. Он повернулся в сторону, где за неказистым деревянным столиком, освещенным мерцающим огоньком почти растаявшей свечи, сидел мальчик лет девяти, с взлохмаченными черными волосами. В его руке томилась пластмассовая ручка, под которой пожелтевшими листьями выступала исписанная неровным детским почерком тетрадь.
– Аластор? – задумчиво протянул Александр Иванович. – Откуда тебе известно это имя?
– Васька Щурый рассказал, да и так, на улице болтают.
– На улице всякие глупости болтают! – сердито выпалил дед. – А вот если ты не будешь учиться, то ничего путевого из тебя не получится.
Мальчуган, быстро уловив изменившийся тон, тут же, со всей аккуратностью, продолжил выводить в тетради предложение.
– …и средь лесов порядок был, – вслух сопровождая написанное, проговорил он.
– Все? – поинтересовался Александр Иванович.
– Все!
Подойдя поближе, дед взял тетрадку и, внимательно разглядывая каждое слово, принялся читать.
– А правду говорят, будто он душу дьяволу продал? – не выдержал мальчуган.
Александр Иванович невольно оторвался от старенькой и уже немало повидавшей на своем веку тетради и сухо спросил:
– Что?
– Ну, – робко протянул мальчик, – я говорю, Аластор. Правда, говорят, будто он душу дьяволу продал?
