Всю первую неделю августа шел дождь и сбор тысячелистника
пришлось отложить на середину месяца, когда трава подсохла, а
воздухе перестало пахнуть сыростью.
Любава проснулась рано, едва из-за горизонта показались первые
лучи солнца, сунула в котомку кусок хлеба с сыром, накинула на
голову косынку, подхватила плетеную корзину и вышла на дорогу.
Белые соцветия стоило собирать по свету, как сойдет роса, но
предстояло еще пройти вдоль всего Корабельного леса, до самой
Сорочьей балки.
Дорога давно поросла травой, но все еще уверенно вилась вдоль
опушки, прокладывая путь из одного забытого и заброшенного людьми
места в другое. Пройдет еще десяток лет, не станет Любавы – и
ходить здесь будет некому. Еще одно напоминание о прошлом
человечества окончательно уйдет в тень, а потом и вовсе
пропадет.
Пока же дорога вилась, и разглядеть ее можно было даже зимой под
снегом. Летом же, среди зелени и полевых цветов, ее
серовато-коричневый силуэт виднелся издалека, и, едва ступив на
него, так и тянуло прошептать успокаивающее: «как прежде».
Любава с удовольствием вдохнула прохладный горный воздух, что
принес ночной ветер, и оглянулась в поисках Жульки. Черная
пучеглазая собачка прибилась к ее домику еще в мае. Откуда она
появилась, узнать не получилось. В ближайших поселках о ней не
слышали, сама же Жулька свою историю рассказывать не спешила.
Одно было ясно – судьба с ней обошлась не ласково. При первой
встрече, едва завидев Любаву, она поджала хвост и испуганно
шарахнулась в сторону. Боялась пинка или палки, и все же не
уходила, потому что там, в лесу, было еще страшнее. Любава сделала
шаг – и собачка отбежала еще дальше. Шаг – и она нырнула в лаз под
забором, который сама же и раскопала, когда пробиралась во
двор.
Заводить себе охранника, особенно такого мелкого и робкого,
Любава не собиралась, иначе бы давно подобрала у местных псарей
справную широкогрудую псину, а потому пугливости необычной гостьи
она только обрадовалась. Как пришло пучеглазое чудо, так и уйдет,
куда-нибудь.
Не тут-то было. Собачка упорно лезла к дому, смотрела голодными
глазами, дружелюбно тявкала издалека, но стоило подойти – убегала.
Смотреть на ее прилипающий к спине живот и торчащие ребра, сердца
не хватало, и на третий день Любава поддалась, вынесла остатки
похлебки, косточку и немного хлеба.
