«Какая ужасная книга!» – скажете вы. Мне возразить тут нечего, могу об этом лишь горько пожалеть.
Август Стриндберг
Муром, Муром-городок, поглядишь, и весь-то с локоток, а старинушкой, матерью Русью, припахивает! Станьте, братья хлебосольные, на песчаном, на правом берегу Оки-реки, супротив самого Мурома – перед нами Ока-река, а за нею берег муромский крутой горой; на горе стоит, развернулся, вытянулся лентою Муром-городок: он красуется святыми храмами, золотыми маковками…
Владимир Даль
Герои и персонажи в повести вымышлены.
Совпадения с реальными лицами случайны.
На дворе стоял необычно тёплый октябрь – башни Рокфеллерского центра к этому времени уже рухнули, не вынеся напора исламского фанатизма. Но даже спустя целый месяц после тщательно продуманного,
подготовленного и выверенного удара «под ложечку» самовлюблённой Америке непривычные к настоящим невзгодам и лишениям американцы пребывали в состоянии полной растерянности и глубочайшей депрессии. Издержки излишне рафинированного менталитета – пониженный запас психологической прочности. Это в телеинтервью подтвердила директриса печально известного на весь диссидентский мир института имени Сербского. Истеричные телевитии мужского и женского пола и разномастные – от белых до чёрных – пиарщики по отдельности и всем скопом провозглашали с кривых телевизионных зеркал наступление новой эры.
Чёрта с два – новой!
В этом четырежды безумном мире никогда не было, нет и не будет ничего принципиально нового – в смысле человеческих (если их можно таковыми называть) отношений. Джон Леннон абсолютно прав, когда поёт: «У власти всё те же сволочи. Те же ублюдки управляют нами, всё то же самое».
Геннадий Васильевич Крупников понимал это лучше некоторых – тех, кого не без основания называют носителями «жеребячьего» оптимизма. Прекрасно понимал он и актуальное самочувствие и настроение уязвлённых как никогда американцев, ибо состояние депрессии – от умеренной до сильной – давно стало для него привычным. Хотя, честно говоря, можно ли к этому привыкнуть?
Лет Крупникову было до чёрта – большинство их он прожил с искалеченной душой. Мистер Искалеченная Душа. Точнее сказать, Гуттаперчевая. Потому что Геныч жил не в своей тарелке – как если бы он был инопланетянином, которого заставили пилотировать не летающее блюдце, а космический корабль «Союз». Не случайный эпизод – хроническое заболевание, развившееся у человека от долгого стояния одной ногой в канаве. И не случайно – Геныч: в свои пятьдесят с гаком (о ужас!) он так и не привык к обращению по отчеству, это почему-то резало слух. Внешне Крупников на все пятьдесят и выглядел, но даже чурающиеся фамильярности незнакомые и малознакомые люди испытывали неловкость, пытаясь называть его Геннадием Васильевичем. Они нутром чуяли, что никакой он не Васильевич, а Генка, Геныч, Генашка, Генок, Гендос.
