25 июня скончался Николай Александрович Ярошенко. Не знаю в точности, сколько ему было лет (примерно около 50-ти)>{1}, но скончался он, во всяком случае, слишком рано, полный сил. Правда, он был давно болен (говорили о горловой чахотке), но умер скоропостижно, и болезнь, если и подтачивала его сильный организм, то внешним образом давала себя знать лишь одним чувствительным неудобством: в последние годы у него стал пропадать голос, и это очень стесняло его в обществе, а он был человек общественный по преимуществу. И вот, все кончено. Это большая потеря не только вообще для русского искусства, и в частности для товарищества передвижных выставок, которого светлых преданий он был наиболее энергическим хранителем. С его смертью все знавшие его теряют, по малой мере, умного, остроумного, разностороннего и высоко развитого собеседника. Для многих он, конечно, имел несравненно большее значение. В особенности следует это сказать о молодых, начинающих художниках, к услугам которых всегда были ум, художественное чутье и опытность покойного.
Мы, писатели, должны в особину помянуть Николая Александровича. Со многими из нас он был близок. Смерть Гаршина, несчастие, постигшее Гл. Ив. Успенского>{2}, более мелкие беды, как и радости, других вызывали его горячее участие. И, например, изданный по смерти Гаршина литературно-художественный сборник едва ли бы состоялся без энергического участия Ярошенка>{3}. Любил покойный и портреты литераторов писать. Портреты Кавелина, Плещеева, Салтыкова, Успенского, гр. Л. Толстого, В. С. Соловьева>{4}занимают видное место в ряду его произведений. Последняя его работа, еще неизвестная публике, есть портрет В. Г. Короленко>{5}. Писал он и мой портрет>{6}, причем мне пришлось близко наблюдать некоторые подробности его отношения к своему делу, о чем, впрочем, скажу ниже по другому поводу.
В пестрой сутолоке жизни судьба редко сталкивает нас с такими цельными, законченными и в то же время, так сказать, многогранными натурами, какою был Ярошенко. Едва ли найдется сколько-нибудь значительная область жизни или мысли, которою он не интересовался бы в большей или меньшей степени. И эта редкая между художниками жадность на работу сознания не мешала свободе его художественного творчества, в котором неизбежно много бессознательного. Это был в полном смысле
