Не было бы счастья…
– Ну, спасибо, сыночек, порадовал! – Антонина в сердцах кинула ложку в сковороду, и жирные брызги расплылись по клеёнке.
Олег застыл в дверях, растерянно окинул взглядом сидящих за столом. Отец склонился над тарелкой, опустил глаза и подцепил вилкой картошину, стараясь не звякнуть о тарелку. Бабаня сложила руки на тощем животе, поджала морщинистые губы, в глазах осуждение. На мгновение Олег почувствовал себя как в детстве, когда приходил домой, не зная, что учительница успела сообщить матери о прогуле или плохой отметке. Он нерешительно потёр переносицу, зачем-то поправил воротник рубашки. Вот глупость! Стоит детина под метр восемьдесят ростом и не знает, что делать. Словно детский страх перед матерью так и не прошёл. Машинально глянул на стол – для него тарелку не поставили. Отказ проявить заботу для Антонины было высшим проявление раздражения. Мол, перебьёшься, сам не безрукий, захочешь есть – найдёшь.
– Тонечка… – робко шепнул отец.
– Что надо? – рявкнула мать. – Скоро сорок пять лет как Тонечка! Отстань от меня!
Она с грохотом швырнула грязную сковороду в раковину, жалобно звякнула чашка.
– Да что же это такое?! Да сколько же тебе, тётка, говорить: ну не ставь ты чашки в раковину на самый низ! – мать расплакалась, кинула полотенце на пол и вышла из кухни. Слышно было, как злобно хлопнула дверь в залу.
– Тонечка, да я ж чего? – выскакивая из-за стола, заголосила бабаня. – Ты же сама чашку поставила, Тонечка… – старуха подскочила к Олегу и зашипела, привстав на цыпочки и грозно размахивая тощим кулачком. – Ирод ты! Чистый вурдалак! Родную мать до чего довёл! А вот сделается с ней инфаркт, попляшешь!
Бабаня засеменила в залу, охая и причитая слезливым голосом, как по покойнику.
– Чего случилось-то? – в надежде уставившись на отца, спросил Олег.
– Да вот… Вырикова Нинка приходила… Угораздило же тебя, сынок. Что и делать-то теперь не знаю.
– Твою ж мать… – с размаху опустившись на стул, простонал Олег. – Просил же подождать, хотел как-то подготовить.
– Чего готовить? Небось уже весь посёлок знает. Представь, матери каково? Она ведь такая пава ходила, работу тебе приличную нашла. Думали, вернёшься с армии, в люди выйдешь. А теперь? Ладно, ты это, может, есть хочешь? Так я положу, картошка горячая ещё… мясо… Я пойду гляну, как там. Ох, мать честная, это ещё Лизавета, видать, не в курсе, не то крику-визгу бы до завтра хватило.