1.
Повестка, о призыве на воинскую службу, Генку даже в какой-то
степени обрадовала. Она означала, в первую очередь то, что на
ближайшие пару лет, не стоит беспокоиться, не о жилье, ни о работе
и ни о чем другом. И если с жильем проблем, вроде бы пока не
наблюдалось, то вот с работой, в родном поселке, был полный
швах.
Поселок, в котором жил наш герой, когда-то обещал превратиться
если не в цветущий, то во всяком случае вполне удобный для жизни
городок. Увы, этому не суждено было сбыться из-за того, что шахта,
возле которой он возник, вдруг перестала быть рентабельной, а
вскоре и вообще была закрыта из-за того, что, казалось бы, богатая
жила, вдруг иссякла. Хотя, еще совсем недавно геологи рапортовали
об открытии многообещающей жилы и добивались чуть ли не открытия
ударной комсомольской стройки. И вроде бы все складывалось вполне
удачно, но как оказалось, в отчеты закралась ошибка, в результате
которой буквально спустя несколько лет, шахту пришлось
прикрыть.
Народ, видя подобное начал потихонечку разбегаться, и в итоге,
некогда процветающий поселок превратился в очередное захолустье,
прозябающее вокруг железнодорожной станции на окраине обитаемого
мира. И единственное, что хоть как-то поддерживало в нем остатки
былой роскоши, это пара скотоводческих колхозов, расположенных
неподалеку, и сама станция, возле которой сохранилось хоть какая-то
жизнь. От заложенных некогда пятиэтажек, кинотеатра и нескольких
общественных зданий, грозившихся дать начало процветающему городку,
остался десяток частных домов, принадлежащих начальнику станции и
паре его работников, нескольким продавцам из местного магазина,
торгующего всем, начиная от спичек и хлеба, и заканчивая одеждой и
садовым инструментом. Который был никому не нужен, потому как хоть
в поселке и действовали несколько артезианских скважин, исправно
снабжающих его водой, но из-за песчано-каменистой почвы здесь
практически ничего не росло. Реденькая травка, выползающая из-под
снега в начале весны, уже к середине мая выгорала до
ярко-соломенного цвета, а к началу лета рассыпалась в труху, под
палящим южным солнцем. Чем питались бараны, из расположенных
неподалеку колхозов, было совершенно непонятно. Но так или иначе
отары насчитывающие по несколько тысяч голов существовали, и
неверное этим самым поддерживали само существование колхозов.
Генка, когда-то на каникулах устраивался подпаском в одну из таких
отар, и проклял все на свете, проведя под палящим туркменским
солнцем два летних месяца, безостановочно курсируя от одного оазиса
до другого. Дочерна загорел, изрядно похудел, заработал кариес, и
целых сорок рублей заработной платы за два месяца каторги. Как
оказалось с него вычли за питание и утрату двух овец, каким-то
образом потерянных из отары. С водой было тяжело, поэтому ни о
каких омовениях или чистке зубов не вспоминали, зато в качестве
питания на завтрак, обед и ужин было одно мясо, в вареном, жареном
или печеном виде. После этой работы, Генка даже смотреть не мог на
баранину, к которой получил отвращение, наверное до конца жизни. А
с зубами вообще вылезли такие проблемы, что он еле выдержал, пока
их не привели в относительный порядок. Благо, что некоторые из них
оказались молочными, но что такое зубная боль, и что значит лечение
зубов в советской поликлинике, запомнил надолго.
