Рыцарский замок, внутренний двор, массивные постройки под
черепичными крышами. Стена с боевой галереей, высокий островерхий
донжон, стрельчатые бойницы наблюдательных башен. Суровое жилище
сурового воина … В детстве Ренард таким грезил во снах. Но в мечтах
представлялось иначе. Как-то радужнее были мечты.
Ренард кутался в промокшую рясу, упрятав ладони глубоко в
рукава, и мелко дрожал. Тяжёлые тучи извергали потоки воды, низкие
небеса грозили рухнуть на землю, редкие высверки молний отражались
в блестящей каменной кладке. Крупный ливень молотил по черепице,
стекал по стенам, ручьями струился по мостовой. Глубокие лужи
вскипали частыми пузырями.
Вокруг промозглая слякоть и унылый безликий камень.
На душе было так же сыро и серо.
«Что это за место, если даже отмеченных Богом тут держат за
последний скот? В такую погоду и плохой-то хозяин собаку во двор не
выгонит, а их тут построили ни свет ни заря. Или полномочный примас
соврал насчёт Избранных? На кой ляд их тогда всех собрали?»
В шпиль главной башни врезалась молния и разлетелась в
ослепительной вспышке. Через миг грохнуло так, что заложило
уши.
Перекрестились все, но Ренард с особенным чувством. Это ведь на
его крамольные мысли ответил Господь.
«Но что он хотел этим сказать? Отец Бонифас не соврал? Соврал и
Триединый обещал всё исправить? Или просто гневался на недостаток
веры избранника?»
Кто знает, но на всякий случай Ренард постарался больше не
думать.
- Р-р-равняй стр-р-рой! — командный рык раскатился отголосками
недавнего грома.
Вдоль шеренги неофитов шёл дюжий детина, огромный, как бурый
медведь, и злой, как цепная собака. С его открытого шлема стекала
вода, коричневая накидка облепила всё, что могла облепить, рыжая
бородища обвисла мокрой мочалкой, но он всего этого не замечал.
Его можно было бы описать одним словом — тяжёлый. Тяжёлый взгляд
из-под нависших бровей, тяжёлая челюсть, заросшая жёстким волосом,
тяжёлая, уверенная поступь. Он и в самом деле вбивал каблуки латных
сапог в камни брусчатки, словно хотел расколоть те в мелкое
крошево. Каждое его движение, каждый жест, каждый шаг выглядели
увесистыми и неподъёмными.
В остальном о статусе верзилы оставалось только гадать. Накидка
с крестами выдавала в нём благочестивого брата; доспех, полуторный
меч и кинжал — закалённого воина; выражение серо-стальных глаз —
матёрого убийцу.
