Комната Соковича. Под потолком у окна с геранью покачивается в клетке канарейка.
У рояля вяжет старушка в чепце. Спицы быстро ходят в ее руках. Видна часть рояля. Отлакированная крышка инструмента блестит.
Пристав играет на рояле с необыкновенным чувством – он шевелит губами, поднимает плечи, открывает рот.
Клавиатура. По клавишам бегают пальцы пристава, украшенные перстнями в форме черепов, копыт, ассирийских печатей.
В клетке заливается канарейка.
Сокович играет, раскачиваясь, и с ним вместе раскачиваются – комната, канарейка, спицы, старушка.
В глубине комнаты показывается еврей Маранц в затрапезном сюртуке. Маранц покашливает, скользит, шаркает ногами, упоенный пристав не слышит.
Пальцы пристава бурно рвут клавиши. Над ними склонилось унылое, скептическое лицо Маранца.
Пристав переходит к нежному рiano. Маранц не выдерживает. В отчаянии обнимает он голову пристава и прижимает ее к груди.
Сокович вскакивает. Маранц шепчет ему на ухо или, вернее, куда-то пониже уха:
– Пусть мне не дожить повести дочку под венец – если… если не сегодня…
Маранц отступает, вьется, сучит ободранными ногами, потирает руки, мотает головой. Пристав разглядывает его с величайшей серьезностью. Маранц:
– Король выдает сегодня замуж сестру… «Они» перепьются, и вы можете сделать на «них» дивную облаву…
Сокович захлопывает крышку рояля. Он испытующе всматривается в гримасничающее, дергающееся лицо еврея.
На обочине тротуара, перед домом пристава, сидит молодая цыганка во многих трепаных юбках. Цыганка обвешана лентами, монетами, монисто. Она ест баранки и тянет вино из горлышка бутылки, рядом с ней прыгает на цепи мартышка. Вокруг обезьяны в полном неистовстве скачет детвора.
Дверь приставской квартиры открывается, на улицу проскользнул Маранц. Воровато оглядываясь, он быстро идет вдоль стены.
Цыганка схватила обезьяну, побежала за Маранцем, догнала его. Она умильно просит у него милостыню:
– Подай, царевич… Подай, красавец…
Маранц отплевывается, идет дальше. Цыганка проводила его долгим взглядом. Обезьянка, вскочившая на плечо женщины, тоже смотрит вслед Маранцу.
Улица на Молдаванке. Из-за угла показывается биндюг Менделя Крика. Старик пьян, он хлещет лошадей, клячи несутся бурным галопом, прохожие шарахаются в сторону.