Маленькие, будто игрушечные, домики и ангары веселой ребячьей гурьбой провожали набиравший высоту самолет, до последнего шаловливо заглядывали в разрывы облаков, снова прятались и, наконец, навсегда терялись в белесой, бесконечной и бессмысленной, как реклама порошка «Тайд», пенной равнине.
Инне вдруг показалось, что и все прежнее, совершенное доселе в жизни, вот так же туманится, мельчает, теряет масштабность и перспективу, уходит под крыло самолета, становится абсолютно несоразмерным полету ее души. Через пару часов, когда лайнер вновь прорвет эту белоснежную крахмальную пелену, когда снова покажется вышитая бисером дачных домиков земля, все окружающее станет как-то чище, свежее, благоуханнее.
Две недели назад ее срочно вызвали в главную редакцию, к самому Журдену. Такое было только однажды, после репортажа с Рублевки, когда вместе с теперь уже бывшим начальником столичной ГИБДД Инна тормозила шикарные автомобили с незаконно установленными «маячками». Прижизненные саркофаги с наглухо затемненными от глаза людского и света божьего стеклами, пренебрежительно оттопыренными бамперами и будто с большого бодуна троящимися цифрами на номерах безлико притормаживали перед фараонами в погонах.
«Ш555еф», «Х777ер»… Настоящий джекпот для азартного гаишника. Цифры как пальцы – веером. Вариант русской рулетки – мотнул жезлом, а там то ли голова твоя в кустах, то ли в краге «зелени» полста. Анекдот про нового русского, заказывающего в номер второй два чая на «чисто» английском языке, это ведь не просто эпос, это гимн новой жизни – «ту ти ту ту». У них и из клаксона раздается нечто подобное. Кстати, недавно один из модных телеколлег, да что там, прямо скажем, коллега в теле, уперся, что его авторская программа должна выходить ровно в 22.22, видимо, желая присоединиться к перспективному хиту со своим эксклюзивным «ту ту ту ту». Не дали – на «ту-ту» ты еще тянешь, а дальше, извини, пока двойное зеро.
Картинка черных автомобилей, скопившихся в единую процессию на узкой Рублевке, с выглядывающими из-за приспущенных стекол пушкинскими персонажами («златая цепь на дубе том») при монтаже предельно естественно легла на скорбную мелодию Шопена. Этот дерзкий «сольник» для Инны Иволгиной чуть было не обернулся «Прощанием славянки» с телевидением.
