– Милославский Жорж Аристархович! Ты… – Женщина в два шага
подошла ко мне очень близко, а потом, что есть, ткнула указательным
пальцем в мое, между прочим, лицо, чуть не выколов глаз длинным,
ярко накрашенным ногтем. – Ты - позор семьи! Позор! Я долго
терпела! Мы долго терпели. Но всему приходит конец. Все.
Достаточно. Сегодня тебя практически выгнали из Академии! С
позором. Ты представляешь, каким бы был этот удар для отца? Ты,
вообще, представляешь? Поэтому, мой дорогой сын, завтра утром ты
собираешь свой чемодан и едешь в деревню к моему двоюродному брату.
В колхоз. Понял? В колхоз! Выгребать дерьмо из-под коров!
Я молча смотрел на эту особу, мечущуюся передо мной. Она широким
шагом подходила к дверям ректората, цокая каблуками, будто лошадь
на параде, потом возвращалась обратно. Честно говоря, не имел
возможности наблюдать лошадей, тем более на параде, но ассоциации
были именно такие. Выглядела женщина … ну, наверное, шикарно.
Когда-то очень давно можно было бы так сказать. Одежда впечатляла
своей… назовем это, индивидуальностью. Ярко-изумрудный комбинезон с
широким поясом, нижняя часть которого была сделана по классике.
Каждая брючина имела такую четкую стрелку, что можно резать … не
знаю, что, но что-то резать точно можно. Правда, длина их была чуть
короче привычной. Мода, походу. Ещё и отвороты внизу. Такие же
четкие. Босоножки на высоком каблуке малинового цвета. По мне, так
очень удивительный выбор сочетания. Ну, да хрен с ним. Пиджак, тоже
малиновый, с подозрительно широкими плечами. Отвечаю, там внутри
вшито по куску поролона. Сто процентов. Поэтому, дама, на вид
которой дашь не более сорока лет, казалась какой-то
непропорциональной. Будто треугольник, который поставили углом
вниз. Размаху ее плеч в этом пиджаке позавидовал бы даже "Железный
Арни".
Волосы были зализаны по бокам назад, но зато челка, боже… у нее
это была именно челка… , стояла, как хохолок попугая, которого
языком лизнула корова. То есть вроде дыбом, но как-то несмело,
уходя назад. В ушах имелись круглые, здоровенные кольца. Тоже
малинового цвета.
И вот смотрел я на эту особу молча лишь по одной причине. Но
она, причина, была очень весомой. Знаете почему? Да потому что ни
хрена я не Жорж, и уж тем более не Милославский. Про Аристарховича
вообще молчу. А ещё мне до задницы хотелось выйти на улицу, встать
перед этим знакомым, но в то же время, таким чужим зданием со
старинным фасадом, задрать голову вверх… или руки… да блин. И
голову, и руки… Потому что плющило меня и таращило со страшной
силой. А потом заорать во весь голос. Что, твою мать,
происходит?!
