Сегодня я вошёл в своё третье тридцатилетие, чтобы наслаждаться обретением истины, если верить восточной мудрости. И я счастлив.
Я достиг всего, о чем мечтал, и всего, чего хотел. Мои родные и близкие люди, слава Богу, живы и здоровы, у меня два прекрасных сына и трое очаровательных внучат.
У меня дом на берегу моря; в гостиной стоит кабинетный Стенвей, в кожаном кофре лежит превосходная гитара Рамиреса, а в рабочем кабинете в книжном шкафу – мои любимые Чехов, Бунин, Булгаков, Набоков, Тэффи…
Только не подумайте, что я хвалюсь, чтобы вызвать у вас одно из самых омерзительных и восхитительных чувств – зависть. Нет, и ещё раз нет! Просто я хочу, как говорят в Одессе, поговорить за жизнь. А что, скажите мне, может быть интереснее жизни, пусть даже самого ординарного человека? Советский писатель Израиль Меттер, как-то, сказал: «История легко объясняет судьбу целого класса, но не в силах разъяснить жизнь одного человека».
Неважно на каком языке вы читаете сейчас эти строки – на английском, испанском, или китайском. Вы меня отлично поймёте! Потому что я буду говорить о вещах, о которых думают и говорят (а иногда стесняются говорить) все люди, независимо от национальности, места проживания и прочих параметров.
Вы не поверите! В свои шестьдесят я чувствую себя лет на тридцать пять – сорок! Да и выгляжу, как и положено иностранцу, лет на двадцать моложе! Представьте себе, долгое время я чувствовал себя в центре России иностранцем! Я плохо переносил долгие холодные зимы, хамство, бытовую неустроенность и массу других вещей, о которых не хочется вспоминать. Хорошо, что я вовремя бросил курить и абсолютно отказался от алкоголя. «Нам не нужно химического веселья», – как заметила однажды писательница Ирина Грекова.
А может быть в моём хорошем (тьфу-тьфу! чтоб не сглазить!) самочувствии виноват ярко выраженный детский характер, над которым всю жизнь смеялись все мои родные, близкие и приятели? Если честно, я на полном серьёзе думаю, что мой характер может даже в недалёком будущем убережёт меня от погружения в детство, что имеет вполне определённое название – «старческий маразм». А так как я всю жизнь чувствовал себя мечтательным ребёнком и, к ужасу окружающих, часто вёл себя, как ребёнок то, смею надеяться, что мне уже невозможно будет впасть в детство, потому что я никогда из него, толком, и не вылезал.
