Он проснулся ночью.
Она лежала с открытыми глазами и смотрела в потолок.
«Что такое Эмбарго?» – спросила она…
…Через некоторое время на их отношения было наложено Эмбарго.
Сначала это были нервные короткие санкции, между которыми он лавировал, как умелый моряк при восьми – бальном шторме. Но потом последовало жесткое Вето, к которому он был уже готов.
Он был вымотан и высушен.
Параллели снова стали параллелями.
Но теорию вероятности никто не отменял, и он знал: где-то, там, есть точка пересечения.
Знал.
Но сейчас надо было жить дальше.
Он стал птицей и попробовал взлететь. Но сил уже не хватало. Розовый отблеск огня превратился в маленькую точку и затаился угольком на самом дне сердца – заштопанного, словно собранного из драных кусков.
Для поддержания мира, сотворенного им вокруг себя, он сорвал крылья и стал рудокопом, кротом, волком, оберегающим свою территорию и ищущим средства для существования.
Одно оторванное крыло послужило закладкой в томике Иосифа Бродского, другое стало хранилищем перьев для написания стратегических планов, финансовой отчетности и лишь иногда – поэтических зарисовок.
Ночное небо заволокла темнота. Но через некоторое время стали загораться звезды. Конечно, они не могли сравниться с той, что светила далекой ночью, отражаясь в ее широко открытых глазах, но также просили тепла и придавали сил.
Тепло растекалось, уголек снова хотел стать огнем, пламенем, не знающим границ и пожирающим, присваивающим все, что может гореть в ответ.
Но время не лечит, оно лишь шлифует наложенные швы. Затирает их, делая не видимыми взгляду.
И, как только мелькал свет той яркой звезды, самый неровный, драный шов становился красным и выстреливал в сознание дробью из хаоса, желания, надежды и боли.
