Мне не приходилось видеть моего друга в более прекрасной форме и умственно и физически, чем в 1895 году. Его растущая слава принесла с собой необъятную практику, и я был бы повинен в непростительной несдержанности, если бы даже слегка намекнул, кем были некоторые именитые клиенты, переступавшие скромный порог нашей квартиры на Бейкер-стрит. Впрочем, Холмс, как все великие художники, жил только ради своего искусства, и, за исключением герцога Холдернесского, мне редко доводилось видеть, чтобы он запрашивал сколько-нибудь значительное вознаграждение за свои неоценимые услуги. Он был настолько не от мира сего – или настолько привередлив, – что часто отказывал богатым и влиятельным людям, если их проблемы его не привлекали, но неделями отдавал себя всего делу какого-нибудь скромного клиента, если это дело отличали необычные и интригующие особенности, которые воспламеняли его воображение и были вызовом его проницательности.
В этом достопамятном девяносто пятом одно странное и необъяснимое дело сменяло другое, начиная от знаменитого расследования внезапной смерти кардинала Тоски – расследования, которое он провел по прямому желанию его святейшества Папы, – и кончая арестом Уилсона, дурнопрославленного фальшивомонетчика, арестом, избавившим лондонский Ист-Энд от рассадника всяческой заразы. Потом, почти сразу же после этих знаменитых дел, последовала трагедия в «Вудсомменс Ли» при крайне темных обстоятельствах смерти капитана Питера Кэри. Никакой отчет о деяниях мистера Шерлока Холмса не будет полным без рассказа об этом крайне необычном деле.
В первую неделю июля мой друг исчезал из нашей квартиры так часто и настолько долго, что мне стало ясно: он ведет какое-то расследование. Тот факт, что в течение этой недели к нам заглядывали личности довольно непотребного вида и спрашивали капитана Бэзила, позволил мне заключить, что Холмс прибегнул в этом деле к одной из своих многочисленных масок, пряча под вымышленным именем свою грозную личность. У него имелось минимум пять маленьких приютов в разных частях Лондона, где он мог преобразиться для избранной роли. Мне он ни словом не обмолвился о том, чем занимается. А у меня не было привычки навязываться с расспросами. Первый намек на суть расследования, который я получил от него, был поистине неожиданным. Он ушел до завтрака, и я как раз сел за стол, когда он вошел в комнату, не сняв шляпы и держа под мышкой, будто зонтик, длинную пику с зазубренным наконечником.
