Пролог
Слегка проливающий свет на события недавней давности[1]
Ребе Селке Шинкерман не спалось.
Бывают такие мерзкие ночи, когда сон никак не идет, хоть ты тресни. А если и засыпаешь – такая пакость привидится, что лучше бы вообще не спать.
У Сирены Альмандины такое бывало часто.
У Селки Шинкерман – ни разу.
Она слышала, как в гостиной кто – то долго топтался, но сил чтобы встать, заварить чайку и поговорить за жизнь совершенно не осталось. Все, что у нее было, она отдала недотепе Зирику, сумев буквально за уши оттянуть хризолитовое ядро от падения в штольню.
В полубреду она слышала, как в комнату кто – то заходил, но потом скоренько вышел. Судя по тому, что стоящий на подоконнике кактус завял – это был Алекс.
Кетаналька с трудом разлепила глаза и кое-как выкарабкалась из кровати. Вроде полегчало. Теперь оставалось всего ничего – собрать разваливающееся тело по кусочкам и доползти до раненого гемма. Зирик будет жить. Если она, конечно, не окочурится по дороге.
В общей комнате торговка поняла, что, скорее всего, их с геммом похоронят рядом. И вовсе не потому, что Авику будет лениво петь панихиду в разных концах кладбища.
Ядро обожгло с такой силой, будто бы на грудь плеснули кипятком.
Перед глазами все поплыло. От злости торговка закусила губу. Харе сопли на кулак мотать, ей все равно помирать, а вот у Зирика еще может что и выйдет путное в этой жизни.
Выждав, пока лестница перестанет плясать ламбаду, Селка непреклонно поползла дальше.
Как бы написали лекаря в своих заумных пергаментах, состояние больного было стабильным, без каких – либо видимых изменений. Что да невидимых…
Торговка прикрыла глаза, всматриваясь в глубину пораженного ядра. Одиозные шаманы поработали знатно, хай им там икнется под корнями.
Удерживающие камень нити, которые раньше напоминали сплетенную подвыпившим пауком паутинку, сейчас горели ровно и ярко. Изредка более тусклые озабоченно мигали и присасывались к другим, с просьбами поделиться целебной энергией. Очень по – кетанальски.
Селка уселась на стульчик и замурлыкала под нос знаменитую «Девочку – Целочку». Кончики пальцев зачесались. Отчего – то выброс силы неизменно сопровождался чесоткой.
На строчке «И мужики ее ласкают», ядро снова начало чудить. Оно снова нагрелось, а перед глазами встала до боли знакомая комната.
