Михаил Леккор
Его сиятельство
князь Долгорукий,
сыщик.
Роман-1
Пролог
Георгий Васильевич Ливанов почесал
давно уже лысеющую, вплоть до полного аллес капут, голову.
Безволосую, как арбуз, но не уныло полосато-зеленую, как на бахче
или в кладовке магазина. А телесно-серую с теплым тоном. В
крапинку, как он любил говорить с сарказмом. Посмотрел на
светлеющую ранним утром еще безмолвную улицу, глянул на себя в
старом зеркале, некогда по забытой уже причине треснутом с низу до
верху.
Когда-то Георгий Васильевич был в
меру красивый (если не сказать смазливый). С каштановыми вьющимися
волосами и чеканным обликом, он очень нравился таким же красивым
прелестным девушкам. Мог бы вполне сделать ладную семью с десятком
или, хотя бы, с двумя обаятельными крохами.
Не получилось. То денег не было, то
слишком их оказывалось много. Женщины и деньги – это вещи
несовместимые. Так и прожил всю жизнь.
И сейчас он, находясь в унылом
одиночестве, все больше походил на того, кем уже и был – человеком
в конце жизненного пути. Сильно лысый, никому не нужный
старик-пенсионер, И девушки его лет давно стали грузными бабушками
с массой старческих болезней. Нянчат, воспитывают внуков, в нужное
время ходят на кладбище к покойным мужьям. А кто особо не изменили
свой гендерный статус те, скорее всего, уже старые девы, никому не
интересные и не нужные. И даже не пополнившиеся жиром стали не
стройные, а болезненно-худые.
Будучи стариком, он давно ничему
активно не радовался и не возмущался. Ни громко, ни тихо, ни
раздражительно, ни смирено. И даже этому новому осеннему дню,
поскольку это означало, что еще один день он будет без привычной
когда-то работы. Ему опять придется без толку маяться: дома – из
угла в угол, на улице – от скамьи к скамье, чтобы зачем-то дотянуть
до бессонного вечера и снова маяться от дармового времени. А потом
понять, что еще один день из твоей жизни вычеркнут, и впереди их
осталось очень мало, считанное количество ровных промежутков
времени. А конкретная точка во всейжизи лишь небольшой могильный
холмик – твоя скромная могила.
Как же эта жизнь идет быстро, почти,
как текучая вода в местной речушке, пробежала и исчезла без следа.
Вроде ведь сама по себе каждый день по отдельности идет очень
медленно, еле плетется. А в целом моментально походит – была жизнь
и нет ее.
