Он был одет в красивый бархатный
камзол, расшитый золотыми нитями. Запылившаяся и местами порванная
одежда всё равно выглядела дорогой.
Он лежал в полуметре от блестящего
нового мотоцикла, и казалось, будто две эпохи сошлись на узкой
горной дороге.
– Это не я! – мотал головой
симпатичный молодой человек со шлемом в руках. – Я успел
затормозить! Он вышел из-за поворота, но я заметил его! Я
остановился, а он вдруг упал.
Валери склонилась над мужчиной в
камзоле, попробовала прощупать пульс на руке (совсем слабый, но
есть!), осторожно перевернула его на спину. И поняла – мотоциклист,
действительно, не при чем – из груди лежавшего на дороге мужчины
торчала стрела!
– Вызовите скорую помощь, – она
метнула быстрый взгляд на мотоциклиста и снова повернулась к
раненому, – у меня нет с собой телефона. И полицию!
Мотоциклист послушно защелкал по
кнопкам, отошел в сторону, пытаясь поймать неустойчивый в горах
сигнал.
Веки раненого разомкнулись, и Валери
вздрогнула, поймав на мгновение его тускнеющий взгляд. Мужчина
пытался что-то сказать, и она склонилась почти к самым его губам,
стараясь расслышать тихий голос.
– Сударыня, я должен передать письмо.
Оно в правом кармане.
Ему было трудно говорить, и он
замолк, собираясь с последними силами.
– Дело государственной важности,
сударыня.
Она торопливо закивала:
– Да, да, я понимаю. Скажите кому, и
я передам.
Он снова замолчал. Но уже не только
потому, что язык не слушался. Он изучал ее, насколько это было
возможно в его состоянии. Пытался понять, можно ли ей доверять.
Впрочем, у него всё равно не было
выбора. Он умирал и знал это.
Он кивнул самому себе и выдохнул в
лицо Валери:
– Письмо для ее высочества Амели
Лангедокской.
Валери вздрогнула, а мужчина затих –
вместе с последним слогом он испустил и дух.
Валери расстегнула верхнюю пуговку на
высоком вороте блузки – стало трудно дышать. Она украдкой
посмотрела на мотоциклиста – не слышал ли он, о чём они говорили.
Но он был поглощен совсем другой беседой – громко пытался объяснить
диспетчеру, где они находятся.
Ругая себя за бесчувственность, она
полезла в карман бархатного камзола. Письмо, завернутое в тонкую
шелковую ткань, отыскалось сразу. Вернее, отыскалась какая-то
бумага, завернутая в ткань, а вот письмо ли это было, она выяснять
не стала – страшно было представить, что незнакомый парень может
обвинить ее в том, что она ограбила мертвого.
