Волшебная скрипка

Декабрь, канун Рождества, 1666 год. Франция, Париж

Люлли. Он сам и его музыка создают настроение и властвуют над сердцами. Восхищённые обсуждения и жаркие споры о них не прекращаются при дворе и во всех салонах Парижа. Теперь королевского учителя музыки и танца называют не иначе как Великий маэстро. А ведь не так давно итальянец по происхождению Жан-Батист Люлли удостаивался не более, чем пренебрежительного кивка в свою сторону и презрительной клички «Флорентиец», к которой чуть тише добавляли «демон», намекая на необъяснимую, словно само волшебство, силу, которая звучит в его музыке.

В канун Рождества король разослал приглашения узкому кругу приближённых. Прошёл слух о том, что на званом вечере будет исполнена новая пьеса Люлли, которую никто ещё не слышал при дворе короля или в Париже. Новостные листки «Ля Газетт» сообщали, что репетиции новой пьесы проходили строго за закрытыми дверями и под охраной швейцарцев из личной гвардии короля. Невозможно описать волнение, с которым парижская публика ждала назначенного вечера и концерта. Это были и те немногие счастливчики, кто удостоились приглашения от короля, и те, кто собирались прийти во дворец в надежде услышать хотя бы отголоски нового музыкального творения Великого маэстро. А в каком ажиотаже бурлил Париж в ожидании новостей и первых отзывов о концерте, которому уже пророчествовали бессмертную славу в веках!

Кареты придворных, как тех, у кого было приглашение на концерт, так и тех, кто не удостоились этой чести, но искали малейшей возможности приобщиться к столь важному событию, прибывали к Лувру задолго до назначенного часа. Уже к началу вечера все залы и галереи королевского дворца были до отказа заполнены толпами людей, стремившихся попасть как можно ближе к Малому концертному залу.

Карета с гербами Великого графа де Суассона въехала во внутренний двор Лувра и не успела ещё остановиться, когда два лакея в ливреях Королевского дома уже бежали навстречу для того, чтобы открыть дверцы для прибывших почётных гостей.

- Взгляните! Вас несомненно ждут, моя дорогая! А вы всё ещё сомневаетесь, - с этими словами Эжен-Морис де Суассон вышел первым и подал руку супруге, не спешившей покинуть карету.

За время своего двухлетнего отсутствия Олимпия де Суассон успела многое обдумать и пережить, и, казалось бы, сумела отпустить былое. Расстояние и время не могут залечить раны ни душевные, ни сердечные, зато прекрасно помогают разглядеть в далёком и недавнем прошлом всё то, что до той поры не хотелось ни замечать, ни признавать. Обратив взгляд наверх, в сторону знакомых окон личных королевских покоев, украшенных венками из зелёных веток остролиста, оплетённых красными лентами, Олимпия мысленно спросила себя, хотела ли она как когда-то встретить нетерпеливый взгляд жаждавшего встречи с ней Людовика? Тихий вздох был неопровержимым подтверждением того, что да, она желала этого, испытывая страх и вместе с тем надеясь на чудо.