— Идет! Идет!! — Колп заметался между
разгорающимися кострами.
Рон и здоровяк Валу даже не взглянули
в его сторону. Охотники, держа в руках по копью, с напряжением
вглядывались в темнеющую стену Леса. На их лицах, то и дело
освещаемых всполохами разгорающегося пламени, читалась
сосредоточенная решимость.
«Эти не отступят!» — удовлетворенно
отметил про себя Гунн-Терр. О смерти бывалый воин не думал —
альварам не пристало занимать себя подобными мыслями накануне
сражения. Каждый из них с детства знал, что рано или поздно
настанет миг решительной битвы, когда потребуется проявить все свое
мастерство, но даже это не гарантирует выживания. Как ни
парадоксально, оно не было самоцелью. Можно уцелеть, просто
уклонившись от боя, и в ряде случаев это вполне допустимо, если не
идет вразрез с убеждениями воина. Ни один альвар не станет
безрассудно кидаться на превосходящего числом противника только для
демонстрации доблести. Степнякам, например, это могло бы показаться
отвагой, но только не альварам. Они прекрасно понимали разницу
между глупой бравадой и воинским искусством. Пасть на поле
сражения, показав все, на что способен, — честь. Погибнуть, не
сумев рассчитать силы в бессмысленной схватке, — равносильно
трусливому бегству. Это несмываемый позор.
Единственное, о чем задумывался
Гунн-Терр — безопасность Клео. Да и то, только до того момента,
пока он сам способен держать в руках оружие. Когда судьбе будет
угодно отпустить душу, разлучив ее с телом, альвар освобождался от
любых клятв верности, как личных, так и своего народа в целом.
Глупо заглядывать в будущее, в котором ты уже ничего не сможешь
изменить.
Странный ритуал, в который втянул его
подопечную старый отверженец, беспокоил Гунн-Терра едва ли не
больше, чем приближающиеся орды лесных тварей. Происходило что-то
недоступное пониманию альвара, ведь Клео вроде бы никуда не делась,
как и остальные участники Круга, но даже слепому было ясно: они
сейчас очень далеко отсюда. Чуть ли не впервые телохранитель дочери
Верховного оказался в ситуации, когда не мог с уверенностью
сказать, угрожает что-либо его подопечной, или нет. Гунн-Терр не
заметил, как тяжело вздохнул — правду говорят, хуже
неопределенности нет ничего.
От тягостных раздумий отвлек резкий,
предупреждающий об опасности окрик. Первые твари уже показались
между деревьями и успели пересечь зыбкую, колеблющуюся границу тени
и света от костров. Их пламя не могло рассеять тьму до самых вершин
исполинских деревьев, но и зеленоватого свечения Доминии хватало,
чтобы заметить мелких проворных существ, снующих по ветвям.
Казалось, Лес согнал сюда всю живность с ближайшей округи, желая
стереть в порошок людишек, дерзнувших к нему обратиться. Еще не
успело смолкнуть эхо от древнего боевого клича альваров, как поляна
оказалась в плотном кольце окружения. Не стоило сомневаться, что
любая пущенная наугад стрела нашла бы цель, но Гунн-Терр не привык
действовать наобум. Одно из правил военного искусства его народа
гласило: если врагов слишком много, каждая стрела становится
золотой.
