Интерлюдия
Из книги памяти
поколений
Потомкам
история
светлого эра
Хабита-эн.
История о смерти
Соуроко
и проклятом
Калибане.
В доме воина, прошедшего катакомбы погибших королей, в доме
Хабита не сгинувшего в проклятых топях где сгинула целая армия,
впервые не звучал детский смех. В доме впервые было не выносимо
находится, я построил этот дом собственными руками. И впервые в мой
дом пришла смерть, которую я не могу встретить собственной грудью,
и защитить своих близких от страданий.
− Лаванда, – задумчиво проговорил я. − Перебивает запах
смерти.
В полутьме всегда обостряются чувства, как те, что помогают
выжить, так и те, что пылают в душе. Рука судорожно сжимала рукоять
сабли, я знал, что моей жене уже не помочь, моей любимой, что
подарила свет моей жизни, доченьку, не помочь той, что я любил,
люблю и буду любить всегда. Ноги не подчинялись и неохотно ступали
по ступеням. Пока я шел в комнату жены полы моего халата,
исписанные золотом, все норовили запутать мне ноги, останавливая на
полушаге, и я знал, кто, коля пальцы до крови, вышивал этот халат
золотом. Она. Моя любимая, Соуроко. Ненаглядная, та, что была
дарована мне самими богами! И которую я не удержал! Рука устало
упала на черную дверь, не в силах открыть. Там, за дверью, лежит
она.
− Тряпка! – прошипел я сам на себя, покрепче сжимая рукоять
сабли. – Я ее муж! Кто если не я? Я сделаю все быстро, одним
ударом! Я убью свою жену!
Резко ударив рукоятью дверь я вошел в комнату с саблей наголо. У
неё нет отца, нет брата, нет никого, лишь я. И я как её муж нанесу
один удар, прервав мучения смертельно больной. Хватит, намучилась.
Но оглядев комнату, я понял, что что-то в полутьме не так. Открытое
окно, за которым ярко светит солнце, выломано, рама разбита в
щепки.
− Р-р-р! – донеслось от постели жены и острие моей сабли
дрогнуло. От полуобнаженного тела моей любимой поднималась лысая,
обтянутая кожей голова. На его лбу синим светом горела магическая
печать, с подбородка его стекала кровь, смешанная с гноем, глаза
горели красным, а изо рта вместе со зловонием донеслось рычание, но
вперемешку с голосом моей жены, словно он пожрал её душу.
– Калибан, – простонала жена сквозь боль.
− Сдохни, тварь! – я ринулся вперед, сабля блеснула в свете
лучей солнца, что проникало через разбитое окно, а тварь своей
костистой, иссушенной рукой ударила на опережение и отклонило
саблю. Но я тут же ударил сбоку, метя в шею твари, надеясь отрубить
проклятому демону голову.