— Вставай! — звучит тонкий, писклявый голос. — Есть хочу!
— Угу, — бурчу сквозь сон. — Я тоже.
Нос что-то щекочет, вызывая желание чихнуть.
— Давай! Открывай глаза, горе ты моё, — не унимается голосок.
Какой странный сон, думаю, с трудом разлепляя веки. Прямо перед моим лицом находится пушистый беличий хвост, точнее то, что под ним.
— Очнулась? — спрашивает зверёк, поворачивая голову.
— Мать моя, — протягиваю ошалело. — Началось…
— Что у тебя началось? — белка сощуривает чёрные бусинки глаз. — Совсем ополоумела со своими экспериментами! Корми меня, горюшко отмагиченное!
— Галлюцинации начались, — зачем-то отвечаю белке.
Голова болит, спину ломит. Кажется, я слишком долго пролежала в одном положении на чем-то твёрдом. Приподнимаюсь на локте, сжимая зубы от боли в пояснице. Нужно вспомнить, что произошло. Мозг с огромными усилиями скрипит серым веществом, словно телега с несмазанными колёсами.
— Данка! Эй! — зверёк ловко взбирается на плечо. — Не шути так. Я уж думал, померла ты ненароком. Шесть часов тут валялась на полу! Безответственная! Я мог умереть с голоду! Видишь? Мех потускнел!
Грызун эмоционально демонстрирует шерсть на светлом пузике.
— Не умер же, — отмахиваюсь от мохнатой галлюцинации.
— Данка!
— Я не Данка, — тоже мне глюк, даже не знает моего имени. — Эльвира. Эльвира Миллерова.
— Мать моя белочка, — удивленно протягивает зверёк. — Никак совсем ум отшибло! Караул! — взвизгивает в самое ухо. — Как жить-то теперь! Даночка, Даниэлочка! Хозяюшка ты моя! Да на кого же…
— Заткнись! — рявкаю, упираясь затылком во что-то твёрдое. — Без тебя тошно.
Картинка периодически расплывается. Странно. Ничего не помню. Хотя, нет! Как в академии училась помню, как с работы домой пошла… А потом? Почему на полу оказалась? Сознание потеряла? А чем я на работе занималась? Бред. Диплом у меня врача вроде был. Какого? Память подкидывает какие-то несвязанные куски — от содранной в детстве коленки до первого выпитого алкоголя.
— А я говорил! Говорил! Не нужно было звёздную пыль мешать с драконьим когтем, да ещё двести единиц силы сверху! — продолжает истерику белка. — Предупреждал же, что шарахнет! Оно и шарахнуло! Весь дом провонял. Ещё и себя теперь не помнишь.
