Остаток каникул — по настоянию Батлера — они провели в том самом домике в горах, где уже были однажды. Предполагалось, что на сей раз Рон покажет Жозефине окрестности, но в первый же день та подхватила простуду и оставшуюся неделю провалялась в кровати.
— Мне так стыдно… — сказала она на третий день, абсолютно бесстыдно при этом прижимаясь к Рону всем телом.
Батлер сидел рядом со стаканом горячего молока, и когда его обхватили за пояс руки Жозефины, едва не опрокинул его на кровать.
— Жозефина! — он отставил стакан и притянул девушку к себе, чтобы поцеловать в висок.
— Заразишься, — сообщила Жозефина, тем не менее подставляя лицо для новых поцелуев.
Закончив целовать лицо Жозефины, Рон оторвал её от себя и, уложив обратно в постель, склонился над ней.
Жозефина тут же чуть развела бёдра, явно требуя продолжения.
— Уймись, у тебя молоко остывает, — Рон поцеловал её в лоб последний раз и сунул в руку стакан. — Хочу, чтобы ты все-таки выздоровела, и мы успели посмотреть город.
Жозефина вздохнула и принялась медленно, маленькими глоточками вливать в себя горячую жидкость.
— Ты как мой отец, — сказала она через некоторое время, метнув на Батлера мрачный взгляд.
Рон только приподнял бровь, но не шевельнулся, продолжая внимательно наблюдать, как Жозефина пьёт.
— Потому что вам обоим необходимо контролировать всё.
— Наверное нам обоим приходится решать за других, вот и всё.
Жозефина посмотрела на него неожиданно серьёзно.
— А ты не думаешь, что если бы не решал без конца за других, то, может быть, они быстрее научились бы решать за себя?
Уголок губ Батлера дёрнулся вверх и тут же снова замер.
— Жозефина, иногда нет времени на то, чтобы давать людям право подумать и выбрать самим. Как в том случае с поездом. Я до сих пор не знаю, сама ты прыгнула или нет, и разбираться времени не было.
— Тебе просто было всё равно, — фыркнула Жозефина.
— Всё равно? — теперь уже помрачнел Батлер.
— Да, всё равно, хочу я покончить с собой или нет. Ты принял решение — я должна быть с тобой. Чьи-то ещё желания не имели значения.
Рон смотрел на неё неподвижным взглядом, и Жозефина видела, как в глазах его начинает клубиться чёрный туман.
— Прости, — Жозефина вздохнула, залпом допила остатки молока и, наклонившись, прижалась к руке Батлера, положив подбородок ему на плечо.