Изабель
— И ты думаешь, Изабель согласится?
Писклявый голос сводной сестренки заставляет меня остановиться
возле двери. Подслушивать плохо, но сплетничали обо мне, поэтому… Я
быстро оборачиваюсь, проверяя, нет ли кого из слуг позади, и льну
ухом к двери.
— Кто ее спрашивать будет?
Я даже представила, как мачеха выгибает при этом свою тонкую и
ярко окрашенную черной краской бровь.
— Но аукцион?! Разве мы сможем провернуть это? — снова пищит
названная сестренка.
О каком аукционе речь? Уж не о тех ли запрещенных торгах, на
которых старикашки могли приобрести в «служанки» молодую красавицу
и делать с ней что захотят? Причем проданные люди лишались всех
прав. В том числе на наследство! Мачеха решила таким образом
присвоить деньги, которые я получу после смерти отца? Да быть
такого не может!
— Изабель и не поймет, что происходит, — снисходительно заявляет
вдова. — Нам под любыми предлогами мы выманим ее из дома в нужное
место, там покажем ее заинтересованным магам, и, считай, дело
состряпано!
— Но она будет сопротивляться! — резонно заявляет Аннабель. — Я
слышала, продавать можно лишь того, кто сам подпишет
соответствующие документы и будет согласен.
— И ты правда в это веришь?
Я снова представила пронизывающий и холодный взгляд женщины,
заменившей мне мать.
— Но тогда как?
Сводная сестра не отличалась сообразительностью, но я могла
предположить. Любое заклинание мага-отступника, любое магическое
зелье — и три часа моего полного согласия будут обеспечены. Ведь
воспользовалась же она запрещенными магическими силами, чтобы
заткнуть меня? Я и слова сказать не могла против нее, вот как
действовало заклинание, которым меня связали на многие годы.
Отшатываюсь от двери. Вовремя, поскольку та распахивается и на
пороге появляется мачеха, разодетая в пух и прах, в темно-красное
парчовое платье. Яркий макияж дополняет ее образ — полнейшая
безвкусица. И как мой отец мог ее выбрать? Корнесса («корнесс,
корнесса» обращение к знати — прим.автора) Матильда Грейш
совершенно не похожа на мою мать как внешне, так и внутренне.
Стоило ей переступить порог нашего дома, как моя жизнь изменилась
до неузнаваемости, а я сама превратилась из любимой дочери в
прислугу.
Женщина прищурилась, проверяя, не подслушивала ли я их разговор.
Если поймет, что этим я и занималась, закроет в комнате и не
выпустит до времени аукциона. Слишком хорошо я ее выучила за эти
годы.
