В густых вечерних сумерках старший оперуполномоченный главка угрозыска полковник Гуров неспешной походкой направлялся к своему подъезду, обдумывая планы на завтрашний день. Неожиданно краем глаза он уловил смутный женский силуэт, торопливо двинувшийся к нему со стороны лавочки под тополем, где обычно заседало местное «политбюро» пенсионерок. Интуитивно он сразу же догадался – это по его душу. И, скорее всего, с какой-нибудь просьбой. Что за просьба может быть? Надо думать, все то же, что было слышано им не единожды. Кто-то чего-то напортачил, а его близкие родственники, будучи не в силах поверить в виновность «такого хорошего мальчика», всевозможными способами пытаются изыскать возможности, как бы избавить его от ответственности. Как же это все напрягает!..
Приблизившись к нему и взволнованно дыша, незнакомка, которой на вид было лет двадцать шесть – двадцать семь, прерывающимся голосом поздоровалась и заговорила, прижимая руки к груди:
– …Лев Иванович! Вы – моя последняя надежда на справедливость. Я прошла все семь кругов ада – и следственный комитет, и прокуратуру, и адвокатуру, и суд… И все напрасно! Поэтому решила побеспокоить вас. Мне о вас рассказала знакомая, как о человеке глубоко порядочном и справедливом. Вы не могли бы уделить мне пять-десять минут? Я понимаю, что заявилась не вовремя, но…
Мысленно отметив: «Ну, ешкин кот, опять все то же, что и всегда: я – «последняя надежда», я – «глубоко порядочный», «справедливый»… И все ради того, чтобы кто-то из ее родственников не оказался на нарах. Хм-м-м… Ладно, никуда не денешься, придется вникать. Вдруг и в самом деле под раздачу попал невиновный?..» – Гуров остановился и, взглянув на часы, коротко кивнул:
– Слушаю вас…
Шмыгнув носом и смахнув слезы с длинных пушистых ресниц, незнакомка представилась как жительница Подмосковья Вологодцева Ирина Александровна, работающая учителем русского языка и литературы в одной из тамошних школ. Поминутно вздыхая, девушка несколько скомканно начала свое повествование:
– Лев Иванович, три дня назад по ложному обвинению, по грязному навету, под стражу взяли моего старшего брата, будто он… Ой, господи, даже говорить – язык не поворачивается! – Она всхлипнула и торопливо перекрестилась. – Будто он покушался на свою падчерицу. А он не мог этого сделать! Понимаете? Он хороший, добрый, порядочный человек, он любит ее как родную дочь…
