Под звуки колёс, бьющих в ритме галопа, мне снятся крысы – жирные, ржавой масти пасюки с толстыми волосатыми, но голыми на конце хвостами. Твари ничего не едят, ни на кого не нападают, просто шныряют повсюду, деловито обнюхивая запасы, к коим они относят всё, на что натыкаются их усы. «Это хорошая примета – к покойнику», – любят говаривать знакомые этнографы. Может и так, если учесть, что в путь меня сорвал новый закон, а от новых законов я не привык ожидать добра.
Сон претерпевает метаморфозу и мне кажется теперь, что это сырные крысы. Крысы с сыром, словно булочки хачапури, ароматные, сочные, жаркие, выложенные на прилавок в ожидании покупателя. Но из аппетитных кусочков торчат всё те же тошнотворные хвосты. Полотно сна расползается на множество лоскутков-фрагментов, они сменяют друг друга, кружатся. И тут, посреди метели видений, возникают спасительные глаза. Я не знаю, кто Она и почему спасает меня от кошмаров, но эти глаза снятся мне всякий раз, когда ужас накатывает особенно сильно. Не какие-нибудь бриллианты в три карата – глубокие, играющие на солнце и источающие покой родники. Будь я религиозен, отнёс бы спасительное видение на счёт бога, или кого-то из его святого эскорта. Но ни брюхатым попам, что копают яму под наш планетарий, ни худым тётушкам из Свидетелей Иеговы, что бродят по подъездам многоэтажек, у меня доверия нет. И потому Она остаётся вне мифического контекста.
Итак, возникают Её глаза, и крысы-булочки стремительно скрываются в сырных дырах, откуда пищат, пищат…
***
Мобильник дважды пискнул, выкинув сообщение, что какая-то там московская телефонная сеть безумно рада моему выбору их компании. Ничего такого я, конечно, не выбирал. Мой телефон связался с их станцией, они лихо обсудили какие-то свои протоколы, договорились, ударили по рукам, под конец уведомили и меня… Люди тут ни причём. Нами правят роботы. В этом всё дело.
Вагон качнуло на стрелке, колёса прогрохотали нестройный марш и вновь вошли в прежний галопирующий ритм. Я окончательно проснулся. Проснулся с мыслью, что нужно бы поспешить в туалет, пока не поднялись остальные пассажиры. Вечно из любви ко сну тяну до последнего, и напрягаюсь потом стоя в очередях.
Заспанное хмурое лицо взглянуло из зеркала, показало язык, подмигнуло, но тщетно – настроение по-прежнему едва трепыхалось где-то около абсолютного нуля. Холодная вода на мгновение освежила кожу, но казённое, насыщено пылью полотенце вернуло лицу помятую усталость. Всё как всегда.
