Целителя звали Брод-в-глубокой-воде.
Он был Душой, а значит, по природе сама доброта: терпеливый, честный, высоконравственный, умеет сочувствовать – и полон любви. Беспокойство редко посещало Целителя. А уж раздражение – тем более. Однако поскольку Брод-в-глубокой-воде жил внутри человеческого тела, иногда он поневоле раздражался.
Стараясь не обращать внимания на шепоток студентов-практикантов в дальнем углу операционной, он плотно сжал губы – выражение, которое плохо сочеталось с обычно улыбчивым лицом.
Даррен, постоянный ассистент, заметил гримасу и похлопал Целителя по плечу.
– Им просто любопытно, – негромко произнес он.
– Внедрение – стандартная процедура. Ничего любопытного или захватывающего. Любая Душа с улицы ее выполнит, если понадобится. Пустая трата учебного времени… не на что тут смотреть. – Брод-в-глубокой-воде с удивлением распознал резкие нотки в своем обычно умиротворенном голосе.
– Они еще ни разу не видели взрослого человека, – напомнил Даррен.
Целитель удивленно приподнял бровь.
– Они что, слепые? Никогда в зеркало не заглядывали?
– Ты знаешь, о чем я: дикого человека. Еще бездушного. Из мятежников.
Брод посмотрел на безвольное тело девушки, ничком лежащее на операционном столе. Он вспомнил состояние, в котором Искатели привезли это бедное разбитое тело в Лечебницу, и жалость наполнила сердце. Сколько же ты натерпелась, детка…
Разумеется, сейчас она в идеальном состоянии – полностью излечена. Брод об этом позаботился.
– Обыкновенное человеческое лицо, – прошептал Целитель Даррену. – У всех Душ такое. А как проснется, станет одной из нас.
– Просто для них это так волнующе.
– Лучше бы проявили хоть каплю уважения. Душа, которую мы сегодня имплантируем, не заслужила, чтобы на предназначенное ей тело глазели. Ей и так несладко придется во время акклиматизации. Несправедливо заставлять ее проходить через это.
Говоря «это», Брод подразумевал отнюдь не любопытствующих студентов. В голосе снова зазвучали резкие нотки.
