Был у меня автомат, но автомат я потерял. И который день тащился по джунглям, имея из оружия собственные руки, ноги и армейские ботинки сорок второго размера, со стальной пластиной в мыске и полуфунтом гвоздей в подошве. А ещё у меня был трофейный нож. И пробитая голова. И если голова ещё на что-то годилась, то нож уже не годился ни на что. Заржавленное лезвие норовило согнуться о любую ветку, а костяная рукоять – выскочить из ладони, словно мокрое мыло. В общем, самоубийство я решил отложить до тех пор, пока не обзаведусь чем-нибудь поприличней.
По крайней мере, без дурацких надписей на клинке.
Я старика издали приметил. Худущий, жилистый, сидит на своей поляне, черный, как крем для ботинок, и палочкой в котелке помешивает. А из котелка – мясом вареным пахнет. У меня чуть желудок наружу не выскочил, кишки в трубочку свернулись. Живот заурчал почище тигра в джунглях. Странно, что старик не заметил.
Я на поляну шагнул, руки перед собой выставил. Безоружный, мол.
– Здорово, дед!
Старик посмотрел на меня – мне жутко стало. Один глаз у старика черный, а другой – белый, слепой. Но не это самое страшное. Старик белым глазом на меня уставился.
Я страх переборол и говорю:
– Найдется чего пожрать солдату удачи? – у меня, когда поджилки трясутся, наглость появляется.
Старик пролопотал что-то по-своему.
– Я говорю: пожрать не найдется?!
Тут старик вскочил, как молодой, палочку из котелка вытащил и на меня бросился…
– Не понял, – сказал я уже на земле. Что-то с голодухи совсем ослабел. Встал, смотрю – старикан опять меня бить собирается. Уже разбег взял.
Хрясь! Больно!
Тут я разозлился и нож вынул. Последнее дело на такую древность с ножом кидаться, но ведь зашибет, проклятый. И как звать, не спросит.
– Меня, – говорю, – Джонни зовут.
Старик как солнце на ржавом клинке увидел, сразу в лице переменился.
– Брось нож! – закричал. – Брось нож!
– Ага. Щас, – говорю. Что, старикан, моя очередь глумится? – Конечно, брошу – только кусочек откромсаю. Ма-а-ахонький!
Тут до старика дошло. Понял, какой сувенир мне на память требуется. Старикан подхватился и – место заветное ладошками прикрыл.
Правду говорят, – думаю, – седина в бороду, а бес в ребро. Есть полосатенькому за что бояться, есть. Это ж надо! А по виду ему на том свете уже лет семь прогулы ставят… Если не все десять.
