Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Слава Анны Ахматовой в десятые годы после сборников «Вечер» и «Четки» была почти религиозной. Девушки стригли челки «под Ахматову» и писали подражательные вирши. Студенты всей России самозабвенно повторяли: «Задыхаясь, я крикнула: «Шутка/ Все, что было. Уйдешь, я умру»/ Улыбнулся спокойно и жутко/ И сказал мне: «Не стой на ветру»… Так пронзительно просто о любви до нее никто еще не писал.
При жизни Анна Ахматова пережила две славы. Раннюю, мгновенно поставившую ее в один ряд с Блоком, Брюсовым, Белым, и позднюю, незадолго до смерти, уже в телевизионную эпоху, уже после освободительного ХХ съезда, как бы в подтверждение строк: «Я была тогда с моим народом,/ Там где мой народ, к несчастью, был», ее поэзия вышла из-под запрета, а слава стала легальной.
Многие десятилетия ее стихи были в забвении. Иные считали, что она умерла молодой вместе с Блоком и Гумилевым.
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король…
только и повторяли сентиментальные читатели, втайне тоскующие по «бывшим» временам, а лагерники переписывали ее стихи о любви в бараках.
Александр Вертинский, вернувшись из эмиграции, запел «Темнеет дорога приморского сада» от мужского имени. В 1946 году об Ахматовой напомнил читателям Жданов, назвав ее «взбесившейся барынькой, мечущейся между молельней и будуаром», своим постановлением он отнял у Анны Андреевны последнюю возможность зарабатывать литературным трудом.
Нищета, безбытность, бездомность. Так жила русская Сафо, богиня поэзии, о первых сборниках которой критика писала, – любовь, говорящая от лица женщины – открытие в нашей поэзии, сделанное Ахматовой. Ее лирическая душа – царственна, униженной быть не может. Она господствует, она ни в коем случае не угнетена.
Начиналось все на берегу Стрелецкой бухты под Севастополем недалеко от Херсонеса.
Там Анна Горенко писала «великое множество стихов». Днем она бегала на берег, где к ней «приплывала зеленая рыба, прилетала белая чайка», где девочка сушила соленую косу «на плоском камне» и беседовала с монахом у ворот Херсонеса.
Там она ощутила невозможность жить по предлагаемым бытовой жизнью правилам. Она открыла для себя, что у поэзии есть счастливая возможность возвышать человеческую природу. Отец запретил ей печататься под своей гордой фамилией – Горенко. «И не надо мне твоего имени!» – ответила она отцу.
