Шло лето 1986-го – второго года перестройки. Ленинградский обком комсомола усиленно осваивал новые «формы работы с молодежью». Одной из них стали поездки «спортивно-культурных делегаций» в колонии для несовершеннолетних – «железный занавес», до той поры надежно скрывавший исправительно-трудовые учреждения (ИТУ), начал тяжело приподниматься.
На одно такое мероприятие подписали, как относительно молодого литератора, и меня. Отказываться было себе дороже – в обкоме как раз формировали «группу поддержки» для поездки в Болгарию, на Универсиаду. И любая отмазка от выступления в колонии могла бы напрочь перекрыть дорогу на Балканы – к невиданному изобилию темно-зеленых пузатеньких бутылочек с этикетками «Слънчев Бряг», «Плиска», «Поморие». Что в разгар непримиримой отечественной борьбы с пьянством и алкоголизмом приобретало особое значение. Да и некоторый опыт уже был – довелось выступать в лечебно-трудовом профилактории где-то за Павловском. А ЛТП мало отличались от ИТУ – во всяком случае, контингентом.
На площади перед обкомом в воскресенье утром нас ожидал «Икарус» Напротив, в ярко-синем небе, блистали купола Смольного собора. Народ потихоньку подтягивался.
Как выяснилось, нашу делегацию составляют в основном балетные юноши и девушки из театра-студии «Дорога». Подобные молодежные труппы возникали в то время как грибы после дождя, – по «инициативе снизу», так сказать. Нынче выделенные для них когда-то под репетиционные залы помещения на первых этажах занимают кафе или магазины.
Место впереди у окна занял разговорчивый толстяк. Рядом с ним расположился молодой человек спортивного вида. Подождав последних опаздывающих, наш автобус, несмотря на явное волнение спортивного молодого человека, отошел полупустой. Почему – выяснилось позднее и сыграло определяющую роль в этой футбольной истории.
Колония находилась в пригородном посёлке Металлострой. Выступление состоялось в мрачноватом актовом зале и прошло, можно сказать, успешно. Толстяк, оказавшийся иллюзионистом, продемонстрировал изумительную ловкость рук, чем вызвал неподдельный восторг юных правонарушителей, отбывавших срок в основном за посягательство на чужую собственность.
Я произнес краткое слово о свободе и неволе и прочел несколько стихотворений – для надежности Есенина, – забыв, впрочем, объявить фамилию автора. После «Письма матери» («Ты жива еще, моя старушка?..») из зала послышалось одобрительное: «Классно, мужик!..» Но главный успех выпал на долю танцовщиц из «Дороги».
