Июньский полдень в столице был безоблачным и более чем теплым. В воздухе, насыщенном запахами асфальта и выхлопных газов автомобилей, носилась по ветру пыль вперемешку с назойливым вездесущим тополиным пухом.
Кононов сидел под тентом летней пивнушки в чахлом скверике и цедил пиво. В углу вяло переругивалась кучка каких-то восточных людей, а больше в пивном заведении никого не было. Да и кто это будет накачиваться пивом в полдень пятницы? Кононов же сидел здесь потому, что сегодня получил расчет и делать ему было нечего…
Охранником в агентстве «Вега» он проработал без малого два года. И ушел отнюдь не по своей воле – просто хозяин намеревался пристроить своего, вернувшегося после отсидки. Кононов на него не обижался. Понимал, что босс не мог поступить иначе – был чем-то крепко обязан возвращенцу, на что и намекнул в разговоре с Кононовым. И смотрел виновато…
Да, Кононов не обижался, вернее, старался не обижаться, – но что делать дальше? Как и чем зарабатывать себе на хлеб, пусть даже и без масла? Сорок лет он топтал эту многострадальную землю, и была у него за плечами и работа рекламным агентом, и книготорговля, и перепродажа всякого ходового товара… Думал ли он, заканчивая некогда исторический факультет университета, что никому не будет он нужен со своей специальностью в новую эпоху? В эпоху, черным вороном усевшуюся на развалины великой страны…
Не думал. Ни разу ни единый отзвук не донесся до него из будущего, и никогда не видел он пророческих снов. А назойливые цыганки-гадалки, как обычно, врали.
Он не знал, что делать дальше, и сидел в пивнушке на окраине столицы, в двух кварталах от собственной квартиры.
Можно было, конечно, допить пиво, потом поплакаться жене и, прихватив все свои сбережения, податься куда-нибудь на восток или на север, или на юг, предлагая себя в качестве недорогой рабочей силы. Но и с этим были проблемы.
Во-первых, у него не было жены. Вернее, была когда-то, лет пятнадцать назад, но давно затерялся ее след, и вряд ли он узнал бы ее теперь в вагоне метро или на улице. Во-вторых, никаких сбережений – ни больших, ни маленьких – у него тоже не было. А в-третьих, не хотелось ему уезжать ни на север, ни на юг. Если уж и уезжать куда-то – так только в родную Тверь, которую он помнил еще Калинином… но там его никто не ждал. К тому же, навсегда впечатались в память прочитанные когда-то чьи-то строки: «Можно в те же вернуться места, но вернуться назад невозможно…»
