ИТАК, вот я падаю с высокого здания, и… стоп.
ГДЕ, #$*%@, КАРТИНКИ?!
И как мне теперь быть? Что это вообще такое – длиннющая подпись? Да вы с ума посходили! Комиксы должны быть яркими, кричащими, как телевизор или… как телевизор! Ну же, не тормозите. Лучше один раз увидеть, чем сто раз не расслышать. Ну, например, если я скажу «красный», это ведь не то же самое, что увидеть что-нибудь красное. Не подумайте чего, я, конечно же, большой любитель почесать языком – не зря меня называют Болтливым наёмником, – но хорошенького понемножку. Как писал Уильям Берроуз, язык – это инопланетный вирус.
Да, да, конечно, он сидел на морфии, и голым завтраком сыт не будешь, но тем не менее.
Я знаю, некоторые из вас, умников, уже заготовили каверзные вопросы: мол, даже если картинки настолько круты, как же предыстория? Экспозиция? Куда впихнуть всю эту дребедень? Ладно, может, пара коротких фраз и правда не помешает, но любой автор, который не зря просиживает штаны на стуле, вставит всё это в диалоги вот так:
И никаких вам «Смеркалось»«или «Тем временем на ранчо». Если на всю страницу нарисовано банковское хранилище, вы же поймёте, что дело происходит не в супермаркете, верно?
Ну и зачем тогда всё это словоблудие?
О, погодите. Я понял. Книга. Это книга! Они что, правда всё ещё выпускают эти штуки?
Чёрт!
Ладно, так и быть. Я просто слегка озадачен. Но, как я уже говорил, я тот ещё балабол.
Да уж, это точно.
О, кстати, познакомьтесь с моим внутренним голосом. Если бы это был комикс, вы бы увидели эту реплику в специальном жёлтом прямоугольнике. Но сейчас, видимо, придётся довольствоваться жирным шрифтом.
Мне норм.
Ну что, понеслись?
И курсив для внутреннего голоса номер два. Отлично. А теперь заткнитесь и дайте мне уже начать историю.
Стекло и сталь Манхэттенского небоскрёба сливаются в одну сверкающую ленту, пока я лечу вверх тормашками вдоль его пижонского фасада. Летать я не умею, даже паутины у меня нет, как у Человека-паука, и поэтому я падаю, как кирпич. На лету я трепыхаюсь, словно рыба, вытащенная из воды. Точнее, словно рыба, вытащенная из воды и выброшенная в окно. Я пытаюсь разглядеть во всём этом мельтешении что-то, за что можно уцепиться, чтобы хотя бы замедлить падение, но фшушки. Ни балконов, ни карнизов, ни горгулий – только стремительный полёт, второй поворот направо, а дальше прямо до самого утра.