Когда я был мальчишкой, много-много лет назад, я, в общем-то, несильно отличался от других мальчишек и совсем не был паинькой – случалось, и проказничал, и дрался, и сестру иной раз обижал. Но так повелось, что обычно я честно признавался в своих проступках. Мне и мама, сколько я помню, внушала: «Будь честным, Лёша. Всегда говори правду – и люди будут тебя уважать».
Не скажу, чтобы это было так уж трудно – говорить правду. Пожалуй, это немного даже облегчало жизнь. Ну, учинил ты какое-то безобразие – признайся честно, и тебя чаще всего простят, раз уж ты сам признался.
Помню, играли с ребятами во дворе в футбол, и я так зафутболил мяч, что он разбил у соседей приоткрытое окно, залетел в квартиру да еще и цветок с подоконника сшиб. Ну, думал я, достанется мне на орехи. Боялся и домой идти. Но удивительное дело: меня не так уж сильно и ругали.
– Ты же нечаянно это сделал, – заключила мама. – И потом, сам честно признался. Но больше под домом не играйте, иначе нам постоянно придется стеклить чьи-то окна.
В общем, я обычно признавался, и это стало моим правилом.
А вот мой друг Санька – тот наоборот: хулиганил почище меня и никогда не признавался. Утащит, к примеру, из дома кусок колбасы – Горыныча угостить. Горынычем звали нашего дворового пса, безобиднейшую дворнягу. Мать Саньки давай его пытать (Саньку, а не Горыныча): где колбаса? А он: не брал – и всё тут. Вовка, старший его брат, конечно, тоже отказывается: мол, и он не брал. Но мать непременно всё выяснит и Саньке надаёт затрещин. Может, не столько даже за колбасу, сколько за враньё. А в следующий раз он всё равно соврёт.
И всё же Санька был друг верный, и я бы ни на кого другого его не променял.
А еще у меня была бабушка, и с ней мы тоже дружили. Никто из моих приятелей не дружил со своими бабушками или с дедушками, а вот я дружил.
Но и бабушка моя была бабушкой необыкновенной.
Жила бабушка Рая в другом городе и к нам приезжала раза два в год на две-три недели.
Мы встречали ее на автостанции – я и сестры. Я волновался: а вдруг автобус не придёт? Когда же автобус приходил, я старался через его окна разглядеть высокую и худощавую, немного сутулую бабушкину фигуру. А разглядев, усиленно махал ей рукой и даже подпрыгивал.
Бабушкиного приезда я всякий раз ждал с нетерпением. Может быть, потому, что с ней мне было интересно. Да и сама она всегда интересовалась моими делами. Я мог часами показывать ей свои коллекции марок, значков и монет. И она внимательно рассматривала их, низко склонясь над моими альбомами, потому что глаза у нее были слабые, а очков она решительно не носила. Я перелистывал время от времени страницы, показывая самые ценные, на мой взгляд, марки, а бабушка, разглядывая их и расспрашивая меня, поглаживала при этом мою спину своей сухой, узкой и всегда очень тёплой ладонью.
