Михаил Фарадей – один из величайших представителей современной науки. Его гений, изобретательный в теории, вызывает немедленно прилагать его открытия на практике, благодаря его уменью доказывать и развивать свои идеи при помощи опыта. Физические снаряды, изобретенные им, всегда в скором времени применялись к практически полезным целям, и потому его имя становилось популярным в то самое время, как великие открытия его возбуждали удивление ученых и академий. С другой стороны, величие и доброта его характера, безукоризненная чистота его научной жизни, искренняя любовь к благу, к которому он всегда стремился со всею пылкостью и живостью своей натуры, – все эти качества и добродетели, отражающиеся на его одушевленном и симпатичном лице, производили чарующее действие на его соотечественников и на посещавших его иностранцев, и я не знаю никого, кто мог бы устоять против обаятельности этого впечатления.
За несколько лет до падения первой империи, Фарадей приезжал в Женеву с учителем и другом своим или, вернее, с своим благосклонным покровителем, Гемфри Дэви. Ученые, имевшие счастье принимать у себя в то время этих двух великих людей, хранят доселе воспоминание об этом: первый, сэр Гемфри Дэви, был в одно и то же время и знатный вельможа, и великий ученый авторитет; другой, Михаил Фарадей, в то время еще очень молодой, был простой «ассистент», помощник Дэви, и в этом звании отличался скромностью и тактом. Знаменитый отец Огюста де-ля-Рива, известного физика, избранного нашей академией в число своих иностранных членов, имел честь принимать у себя этих славных гостей; г. О. де-ля-Рив недавно рассказывал мне о глубоком впечатлении, которое произвели на женевских ученых достоинства и характер молодого Фарадея. Он возбудил к себе живейшее участие в членах несравненной женевской академии, где в то время были: Соссюр, де-Кандоль, де-ла-Рив, Прево, Марсе, Пикте и много других знаменитостей, прославивших свою и нашу страны; это участие и уважение, которое он сумел приобрести, оставили неизгладимые следы в уме всех этих ученых, и воспоминание о нем переходит из рода в род в их семействах, где научное достоинство наследственно. Я сам видел это и могу сказать, что в Женеве никогда не забудут Фарадея и Анпера, который приезжал туда позднее.
