За окнами, в темноте, грязи и ветре
шарахалась смерть. Пока еще неторопливо, и почти неслышно. Аня
всхлипнула, крепче прижав к себе скулящую Леночку, стиснула в
мокрой ладони кочергу. Там, в черноте, еле заметно, бродили ужас и
боль.
Дождь хлестал по окнам, барабанил,
бил сильными тугими потоками. Стёкла для них ее Мишка искал
повсюду, порой пропадая по полдня. Стёкла… Он захотел их сразу же
после того, как обустроились и подлатали хорошо сохранившийся
домик. «Чтобы солнце внутрь, чтобы золотом по нашей жизни-то… -
Мишка довольно усмехался в редкие рыжие усы, - и нам радость, и
Леночке»
Леночка, дочурка, их славная малышка,
очень любила редких блескучих зайчиков, порой пробивавшихся через
серую хмарь неба. Гонялась за ними по мягко мяукающим старым
половицам, хватала ручонками. Мишка хохотал, глядя на нее, и даже
переставал хмуриться. Аня смотрела на него, такого неожиданно
родного и близкого, и тихо радовалась.
Хмурился-то он частенько, не отнять.
Но в последнее время, как только по полотну железки в Чишмы
добралась первая дрезина из Уфы… От правой брови и вверх пролегла
глубокая кривая складка. Ведь сразу же, стоило наладить сообщение,
до села добрались санитары. Но ведь Мишка не отступал. Никогда и ни
за что.
Переживать было с чего. Уйти из пусть
и не особо сытой, но хотя бы безопасной Новой Уфы долго не
решались. Хотя спокойствию, вместе с относительным достатком
медленно, но верно приходил конец. Осмотр у врача в пять лет
обязателен для всех. Аня плакала, гладила дочку по мягкой спинке,
боялась каждого шороха. Мишка хмурился, вылез вон из кожи, наскреб
всякого добра для мены, хозяйства и житья на первое время, и они
ушли.
Торговцы, шедшие большим караваном к
западу, довели семью с собой до того самого села, куда ушел Мишкин
дядя. Письмо от него, написанное между строк на двух листках
какой-то насквозь пожелтевшей книжки, принес с собой уставший
паренек-челнок, Марат, постоянно мотавшийся между Чишмами и Дёмой.
Получил за весточку кусок круто соленого сала, вздохнул, пожал
плечами и пошел. Мишка даже улыбнулся, глядя на него и долго
объяснял Ане про: что и кому нельзя, и почему все-таки можно, если
под крышей.
Неделя на ногах, помогая толкать
увязающие в весенней грязи тачки и тележки с товаром. Сырая и едкая
вонь немытого тела, затянутого вытертой «химзой», чавкающая липкая
земля на стареньких резиновых чулках. Леночку она несла на спине,
закутав в дырявый ОЗК, что Мишка сшил леской и кое-где, расплавив
материал, слепил края пробоин от пуль, когтей и времени. Запотевшие
стекла противогазов, хрип соседки, спина мужа, тащившего в качестве
оплаты старинную швейную машинку на чугунной станине. Но они
добрались.
