Вейзмир!
Больно мне! (идиш)
Так, наверное, захотел Бог. Бог Авраама и Исаака, Иакова и Иосифа и Бог всей длинной цепочки людей, которых родили они и продолжают рождать их потомки. Помедленнее, правда, чем в первые времена, ханаанские столетия, египетские, обетованные, прочие. Такие и сякие, счастливые и так себе, но чтобы не гневить Его, приемлемые для моего народа. А что такое приемлемые времена для моего народа? Это времена, когда нас не сильно убивают. Согласитесь, господа, это не так уж плохо, когда тебя убивают не постоянно, а дают какую-никакую передышку, чтобы поднакопилось народонаселения, чтобы поубивать его в свое удовольствие, превосходство свое проявить и слабость свою утишить. А заодно имуществом его, златом-серебром попользоваться. Женщинами его плоть свою усмирити. Извините, господа, что язык мой перемешивает разные стили, разные речевые обороты, ибо времена, в которых довелось проживать моему народу, тоже свое влияние на язык оказывают. А иначе и быть не может. Потому что, кроме как во временах, нам жить негде. И каждое время – морщина на лице народа, шрамы на его теле и вздувшиеся вены на икроножных мышцах. И язык, соответственно, шеволится по-всякому. И извилина с извилиной изъясняется на суржике. Стремно, господа, стремно. И душа кувыркается в непонятке: а скажите, вы на самом деле или просто так, делаете вид…
И вот сейчас как раз образовался такой вот вакуум в жизни моего народа. Когда меня уже сколько-то десятилетий не гнобят, не плюют в рожу, называют по имени-отчеству и самое главное – не рассказывают с уродливым, как им кажется еврейским, акцентом очень плохие еврейские-нееврейские анекдоты. И во мне устаканилась некая душевная энтропия.
Чтобы оживить Город, который был нарисован несколько тысяч лет назад, а точнее – в 2002 году, девицей (а может быть, и не девицей, но выглядела девицей) по имени Ирка со странной вненациональной фамилией Бунжурна. («В доме Ирен всегда весело, всегда музыка, танцы…» в исполнении французской шансонье Пиа Коломба.)
И вот он передо мной – этот Город формата А-4 в пластиковом файле, чтобы события, происходящие в нем, не истрепали бумагу, чтобы пот на пальцах не растворил контуры домов, чтобы покинувшая мой нос капля не устроила лужу около дома Мордехая Вайнштейна и как скажите пожалуйста только честно он в своих лакированных штиблетах от Моше Лукича Риббентропа дойдет до своего лечение всех зубов без боли а впрочем осиротевшая капля ему не помешает потому что лечение всех зубов без боли во втором этаже а Моше Лукич Риббентроп на первом а сам реб Мордехай Вайнштейн на третьем этаже и капля отправившаяся в свободный полет никоим образом не может капнуть на лестницу со второго этажа на первый потому что на картинке ее не видно так что судари чуваки вы мои разлюбезные пластиковый файл на самом деле для того существует чтобы я не нырнул в Город не растворился в его немногочисленных улочках не нашел себе в доме 17 на улице Убитых еврейских поэтов кровать с шишечками и никогда-никогда не вернулся в этот мир потому что а что скажите на милость я в нем забыл кроме разве этой самой девицы а может и не девицы Ирки со странной вненациональной фамилией Бунжурна нарисовавшей этот Город несколько тысяч лет назад а точнее в 2002 году и я смогу описать эти события со стороны не от первого лица за что меня клеймит позором мой старший сын Митя младший Алеша относится со снисхождением потому что в борьбе за качество жизни времени на литературные экзерсисы отца родного папаньки единственного у него остается маловато чтоб не сказать совсем.
