Посвящаю Наталии Николаевне Каретниковой
Страшные слова прозвучали. Они прогремели как автоматная очередь. Убив меня, сакральные слова вырвались на свободу, будто птицы из гнезда. Разлетелись по комнате, расселись по углам, поселились в моей душе. Рано или поздно он все равно произнес бы эти роковые слова. Они сидели в его подсознании. В них ощущалась боль и любовь. В сущности, я услышала вполне справедливый упрек в свой адрес. Кто я есть? Я представляю полное Ничто. Полость. Пустота. Безжалостная эгоистка. Самовлюбленная принцесса.
– Ты использовала меня, – сказал он и, помолчав, добавил: – Причем использовала на полную катушку.
– Ты не имеешь права высказываться в таком тоне, – довольно резко возразила я.
– В каком – таком? – мягко улыбнувшись, поинтересовался он.
– В пошлом, – проворчала я, – и потому – в неприличном.
У меня еще оставалась надежда, что все можно исправить, подклеить, как разбитую чашку.
– Никакой пошлости, – горячо запротестовал он, – женщины всегда так поступают. Они используют мужчин. И делают это с нежной улыбкой, дескать, отправляю тебя на плаху в своих объятиях. И отрубают голову, предварительно поцеловав в губы. Я не прав?
– Разумеется, не прав, – сказала я и перевернулась на спину.
До этого я лежала на животе, рассматривая его глаза. Глубокие, бездонные глаза, синие и прозрачные, как родниковая вода. Иногда они меняют цвет, в зависимости от настроения хозяина. Сегодня в них застыл стальной налет. Будто айсберг. Внутри ледяной глыбы мечутся молнии, будто рапиры в кровавом поединке. Мне даже почудился на миг металлический скрежет. Я передернула плечами. Страшно. Между нами вдруг пролегла пропасть. Она разделила нашу любовь. Разбросала две души по разным вертикалям жизни: он юн и свеж, у него впереди своя жизнь. И в ней будут ошибки и боль, но это будут его ошибки. Его боль. И никто не знает, каким он станет через десять лет. Он и сам этого не знает. Я не вписываюсь в его жизнь. У меня уже все позади. Жизнь построена и закрыта на замок. Страх все больше обвивал меня своими ухватистыми щупальцами, наконец он пролез в меня, устроился болезненным волдырем и принялся разъедать душу. Я осторожно придвинула свою руку к его, боясь потревожить потрескивающие молнии. И вдруг боль сразу прошла. Наши души вновь соединились. Достаточно было одного прикосновения, и наши тела перелились одно в другое, будто кто-то смешал в одном сосуде две различные жидкости.
