© Л. Беспалова, С. Шлапоберская, перевод, комментарии, 2007
© Издательство «Человек», 2007
Мало есть имен более известных миру, чем имя Дюма-отца. В любой стране читали его книги и продолжают их читать. Поэтому мне нет необходимости оправдывать свой выбор. Изучая жизнь Жорж Санд и Виктора Гюго, я натолкнулся в процессе работы на новые документы, – и мне пришлось добавить к моей галерее романтиков портрет Александра Дюма. Критики поколения Думика – Брюнетьера*[1], признавая в нем человека, наделенного недюжинными природными способностями, отказывали в таланте его произведениям. Прекрасная книга господина Анри Клуара* возвратила Дюма его законное место в истории французской литературы.
Его обвиняли в том, что он забавен, плодовит и расточителен. Неужели для писателя лучше быть скучным, бесплодным и скаредным? Рубеж, отделяющий в наши дни литературу серьезную, которую только и удостаивают уважением, от литературы развлекательной, в прежние века не существовал. «Мольер вышел из балагана, – пишет Роже Кайуа, – и без труда перешел от простонародного фарса к придворной комедии. Бальзак обычно публиковал свои романы в газетах, позднее так же будут поступать Диккенс и Достоевский. Гюго на протяжении всей жизни умел завоевывать и сохранять любовь самой широкой аудитории». Гомер был поэтом для всех.
Бальзака, Диккенса или Толстого совершенно заслуженно ставят выше Дюма, и я со своей стороны их предпочитаю, но это не мешает мне сохранять горячую любовь к писателю, который был отрадой моей юности и в котором я и поныне люблю силу, жизнерадостность и душевную щедрость. Гюго ставил его в один ряд с лучшими писателями своего времени: «Ты уходишь от нас вслед за Дюма, Ламартином и Мюссе», – писал он в «Надгробии Теофилю Готье». Значит, автор «Отверженных» не считал, что писатель унижает себя, если его читают больше пятисот человек. Прибавим, что в жизни Дюма было не меньше приключений, чем в его романах. А это подлинное наслаждение для биографа.
Некоторым читателям, возможно, покажется странным, что я уделил так много внимания в этой работе Дюма-сыну. «Какой Дюма?» – спрашивал Анри Клуар и отвечал: «Единственный», имея в виду Дюма-отца. Я надеюсь, что мне удастся побудить этого столь справедливого критика пересмотреть свою точку зрения. Жизнь Дюма-сына малоизвестна. Я привлек множество ранее не публиковавшихся документов. Его переписка, гораздо более обширная, чем у Дюма-отца, поможет читателю лучше узнать его. Я надеюсь, она позволит понять, почему он не мог не написать тех пьес, которые изумляют, а иногда и шокируют зрителя наших дней.
