Воспоминания детства, в отличие от воспоминаний зрелых лет, не разграничены рамками времени. Это разрозненные образы, словно островки в море забвения, и персонаж, изображающий в них нас самих, столь отличен от того, чем мы стали, что многое в этих воспоминаниях кажется нам совершенно чуждым нашей жизни. Но некоторые из них оставили в нашей памяти такой неизгладимый след, что по неиссякающей силе их воздействия мы убеждаемся в их былой достоверности. Подобно тому, как, изучая историю какой-нибудь страны, мы уже не можем сами чувствовать тот гнет, который некогда терпело крестьянство со стороны Церкви и знати, однако ясно представляем его себе, наблюдая в деревнях все еще не изжитую, хотя теперь уже необъяснимую вражду, – так, замечая среди нынешних своих чувств непонятное отвращение к чему-нибудь и чуждые нам склонности, мы узнаем в них затихающие волны смятения, потрясшего лет тридцать тому назад биологические клетки, потомками которых мы являемся.
Самым ранним воспоминанием Денизы Эрпен было воспоминание о дне, проведенном на берегу моря. Несколько лет подряд госпожа Эрпен снимала виллу на нормандском побережье, в Безевале[1]. «Я делаю это главным образом для детей», – говорила она. Дача называлась «Вилла колибри». Двадцать лет спустя Дениза все еще ясно видела крышу с деревянной резьбой по краю, в узоре которой чередуются сердца и завитки, видела коричневые деревянные столбы между кирпичными стенами, частью прямые, частью наклонные, веранду с разноцветными стеклами, садовую калитку, которая, открываясь, приводит в движение колокольчик, и на окнах – широкие металлические ящики с увядающей геранью, издающие запах земли и прелых листьев.
Дениза в красной фуфайке стоит, опершись на лопатку, возле канавки, которую она вырыла вокруг крепости из песка. Она смотрит на море. По зеленой воде, приобретающей ближе к берегу песочно-желтый оттенок, проносятся большие черные тени, сморщенные порывами ветра. Теперь час отлива. Перед крепостью расстилается пространство, покрытое мелкой галькой и битыми ракушками, которые впиваются в босые ноги. А дальше начинаются гладкие плотные дюны, и среди них изящно змеятся блестящие ручейки. На дне этих ручейков песок лежит тугими волнообразными складками. Денизе хочется ощутить под ногами их упругое сопротивление; она бросила лопатку и бежит к лужам. Кто-то окликнул ее: «Дениза!» Она останавливается и медленно идет назад.
