SliceFFA157AA0012CE01
— Дяденьки, пустите, пожалуйста! Меня мама ждёт...
— тоненький голосок, звенящий ужасом и отчаянием, струной
натянул прохладный лесной воздух.
Озёра больших, голубых, почти синих глаз наполнились слезами.
Крохотные блестящие капли побежали по длинным ресницам,
на мгновение повиснув на их кончиках
и тут же сорвавшись в последний путь.
По бледному мрамору щёк, мимо отважно вздёрнутого кончика носа
и прячущихся за ним, трепеща от страха, ноздрей,
огибая дрожащую линию сочно-алых и по-детски чуть припухлых
губ — с опущенными вниз уголками и слегка, будто
в замершем на полуслове крике, приоткрытых — и, так
и не достигнув острого, с упрямой ямочкой
у основаня, подбородка, дальше вниз, бессильно падая
и впитываясь в дорожную пыль и грубую ткань
платья.
Платья простого и дешёвого, но совершенно
не способного скрыть стройную фигурку особы того возраста,
когда уже не девочка ещё не женщина, и когда
сохранившаяся в облике невинность уступает, но ещё
не уступила, место женственности и серьёзности. Правда,
сейчас весь вид девчушки-подростка, явно селянки, жительницы
какой-то из окрестных деревень, говорил только об одном:
как она напряжена и как сильно боится.
Этот неподдельный ужас был понятен и легко объясним. Она
стояла одна, посередине безлюдной, как обычно, дороги
на Хёрдбург, окружённая ратниками в цветах Самсона. Слава
у этих людей и их предводителя, младшего княжеского
сына, была очень громкая и чрезвычайно сомнительная...
А учитывая, что окрестные земли, вместе со всеми живыми
существами на них полностью принадлежат княжескому роду —
даже окажись на дороге кто-нибудь, дураков, вздумавших
заступаться, не найдётся точно...
В ответ на несмелую, до крайности наивную,
просьбу селянки, раздались лишь раскаты грубого хохота.
— Ишь, чего захотела!
— Да за такую наглость наградить надо!
По-особому! Вы подумайте только, «отпустите»!
— Стойте, стойте, она что-то про мамку вякнула! Может,
проводит?
— Ведь точно! Ах ты ж голова, Зигфрид, прекрасно
придумал! Эй, слышь, девка! Веди домой! К мамаше своей!
Сюрприз ей будет. Даже, много сюрпризов!..
Пощёчины жестоких фраз били грубо и беспощадно, заставляя
каждый раз вздрагивать, пусть даже смысл не всегда доходил
до разума. Раскалённые клещи небрежно бросаемых слов без
жалости вытягивали остатки самообладания, вызывая желание
исчезнуть, спрятаться, а ещё лучше — проснуться наконец
от этого внезапно настигшего посреди леса кошмара. Взгляд
чистых как небесная лазурь глаз метался с одного лица
на другое, тщетно надеясь найти хотя бы слабый отблеск
участия, но лишь бессильно бился о злобные, равнодушные
к чужому горю, искажённые пороком безобразные маски.