Наш физик,
Николай Викторович, совершенно гениальный учёный. Не остепенённый,
не титулованный и даже совершенно неизвестный в научных кругах,
зато гениальный. Это он из пригоршни радиодеталей, набора
светофильтров, трёх лазерных указок и немецкой рации из школьного
музея соорудил голографический телевизор. Правда, прибор проработал
недолго, а Николай Викторович увлёкшись другой идеей, не стал
ремонтировать «голяк». Вообще-то Николай Викторович много
навыдумывал всяких удивительных вещей, но ни одну из них он
патентовать не захотел. «Всё равно эти титулованные бездарности
ничего в моих работах не поймут, а если и поймут, то непременно
украдут» – говаривал он в ответ на очередное недоумение
друзей.
Впрочем,
разговор не о Николае Викторовиче, а обо мне, его старинном
приятеле, тоже учителе, но уже химии и биологии. Зовут меня
Булгаков Юрий Сергеевич. В момент, о коем сейчас повествую, я сижу
в кабинете химии и биологии, и заполняю классный журнал. Нынче
зимние новогодние каникулы, ученики счастливо бездельничают, а вот
учителям спокойно отдохнуть не даёт РОНО[1] – начальство
потребовало организовать в школах дежурство педагогов, вот учителя
и подравнивают всяческие хвосты в своей документации.
Итак, я
сижу за учительским столом, когда в коридоре раздалось
пение:
– Гром
победы раздавайся[2]!
Это
приближается Николай Викторович. Кроме своей гениальности физик
имеет привычку выискивать всякие старинные песни и распевать
их.
– Как
успехи, Коля, все ли делишки переделал? – спрашиваю, не поднимая
головы.
– Всё
заполнил, все отчёты написал. Юра, а не шарахнуть ли нам по
стопочке? Во-первых, мы с тобой совместно не отметили две тысячи
двадцать первый год, а во-вторых, благодать-то какая – ни детей, ни
начальства!
– Погоди
минутку, я закончу, и шарахнем. Накрывай там, на столе в
лаборантской. А кто из сторожей нынче дежурит?
–
Вовка-Морковка. – отвечает Николай Викторович, заворачивая в
лаборантскую.
Здесь
расстояние маленькое, не более двух-трёх метров, мы разговариваем
вполголоса, слышно прекрасно.
– Не
стуканёт гадёныш?
– Не-а! Я
его в котельную прогнал.
– Ну
наливай, я готов к восприятию бодрящего напитка. – говорю Николаю
Викторовичу поднимаясь из-за стола.
– У меня
всё готово. И ещё, дружище. Не желаешь ли поучаствовать в
историческом эксперименте?
