– Если ты не бросишь мучить кошку, я тебя отшлепаю.
– Это не кошка, мама.
Простоволосая женщина по пояс высунулась из окна коттеджа, стараясь разглядеть, что там держит в руках ее десятилетний сорванец.
– Мама, это игрушечная… – голос Джонни дрожал от восторга, – это игрушечная кошка.
– Игрушечная? – усомнилась мать.
– Да, мама! Смотри, пушистая какая. И совсем не тяжелая!
– Не бери всякую гадость в руки.
– Это не гадость… Она ученая, – попытался было разъяснить Джонни.
– Сейчас же брось кошку и марш в дом. – В голосе матери появился металл, не предвещавший ничего доброго.
Джонни со вздохом припрятал свое сокровище в кусты возле клумбы и побежал на кухню.
– Погоди, придет отец, – приговаривала миссис Роджерс, колдуя у газовой плиты. – Целый день не дозовешься… Он задаст тебе. Мой с мылом. Грязи не оставляй. И где ты только так вымазываешься? Совсем от рук отбился.
А за ужином случилось то, о чем долго потом судачил весь Питерстаун.
Свинина с бобами была уничтожена быстро и без всяких происшествий.
– Не трогал я дохлую кошку, папа, – тянул плаксивым голосом Джонни, – и она была вовсе не дохлая.
– А какая же она была? – спросил Джонни-старший, опустив руки на пояс, на широкий кожаный ремень с пряжкой. С этим ремнем Джонни-младший был немного знаком, и нельзя сказать, чтобы знакомство было приятным.
– Она была игрушечная, папа. Совсем игрушечная. Такая серая и мягкая-мягкая, а между ушками белое пятно.
– Пятно, говоришь? – проговорил Джонни-старший, расстегивая пряжку.
– Да, пятно, – в голосе Джонни слышались слезы, – глазки разноцветные и все время мигают.
– Испорченный ребенок, – не удержалась мать. – А все эти идиотские комиксы. Отец из сил выбивается на своем проклятом «Уэстерне», перед запусками дни и ночи работает, а этот помощничек….
– Оставь, Мэриан, – сказал Джон. Он по опыту знал, что когда Мэриан разойдется – а это бывает не так уж редко, остановить ее нелегко.
Дверь в это время скрипнула, и на пороге появилась…
– Это она, папа! – закричал Джонни. – Я же говорил тебе!
Мэриан остолбенела, прижав грязное блюдо к груди.
Рот мастера Роджерса раскрылся до такой степени, что туда свободно пролез бы его собственный кулак.
Странное существо развинченной походкой, не лишенной, впрочем, грации, медленно пересекло комнату и подошло к столу.
