Впервые в жизни я слышал, чтобы отец так кричал. Я бы даже сказал – орал, хотя мама с детства приучила меня к тому, что в отношении родителей нельзя употреблять грубые слова даже в мыслях. Папа не может орать, он может говорить на повышенных тонах, не более того. Тем более папе нужно беречь связки. Но сейчас он именно орал, какие бы синонимы и эвфемизмы ни предлагали мне хорошее воспитание и толковые словари. А метрах примерно в двухстах от нас остывали на осеннем асфальте два трупа…
Он стоял посреди своей персональной гримуборной, наполовину «размытый», как сказали бы хирурги, то есть уже в махровом халате, но еще в парике и с гримом злодейского графа ди Луны, и поносил меня разнообразными малоприятными словами. Вообще-то мой батюшка, знаменитый баритон Владимир Дорошин, частенько позволял себе повышать голос, но в нашей семье принято было считать, что «папа выпускает пар» и ему это совершенно необходимо. К его чести надо заметить, что кричал он всегда обезличенно, например, что «никто не умеет работать, не могут нормально подготовить спектакль (сцену, костюм, суфлера и тому подобное)», что он завтра же объявит об уходе со сцены, что он не может работать в такой обстановке, что гостиница во время гастролей была холодной и он чуть не загубил горло, и все в таком духе. Ни разу я не слышал, чтобы крики были адресованы конкретно маме, или мне, или человеку, с которым он в данный момент разговаривает. Иными словами, если резюмировать кратко, папенька всегда кричал на тему «все козлы» и никогда на тему «ты дурак».
Сегодня я стал свидетелем и участником первого исключения. Великий Дорошин орал непосредственно в мой адрес. Меня, надо признаться, это здорово шокировало.
Но случилось это вечером, в одиннадцатом часу, а день-то начался весьма премило, развивался строго по составленному заранее графику и даже был наполнен всяческими приятными эмоциями.
Проснулся я в восемь утра, точно по будильнику. Будильник носит имя Ринго, десяти лет от роду, породу имеет неуточненную, ибо куплен был не в питомнике и не через клуб, а с рук у бабульки возле центрального входа на ВДНХ за какую-то совсем смешную сумму. Внешне Ринго сильно смахивает на сибирского кота, но за чистоту крови поручиться не могу. У него овальные раскосые глаза, короткая мощная шея, пучки шерсти между пальцами и черепаховый окрас, и все это вместе весит полноценные восемь килограммов, так что, если верить энциклопедии кошек, на сибирца он вполне тянет, но кто знает… В течение первого года жизни Ринго познавал мир и прикидывал, какие бы правила установить, чтобы жить было удобно. На втором году он определился и пришел к ряду выводов, одним из которых и стало решение о том, что хозяин должен вставать в восемь утра, потому как в восемь ноль пять их высочество желают завтракать. Им так удобно. И на протяжении последующих девяти лет сие правило неуклонно соблюдается. Если мне по какой-то причине нужно встать раньше, Ринго относится к этому как к грубому нарушению режима, презрительно фыркает и даже не подходит к миске, наполненной вкусненьким кошачьим паштетиком из красивой баночки, пока не наступит законное время утреннего кормления. Будит он меня сначала деликатно, вполголоса помяукивая возле моей подушки, но если это к желаемому результату не приводит, он разбегается и со всего размаха плюхается своим восьмикилограммовым телом примерно туда, где, по его представлениям, должен находиться мой мочевой пузырь. Представления у старика Ринго правильные, анатомию человека он знает не хуже профессионального врача, поэтому я немедленно вскакиваю и бегу в сторону туалета, а там уж и место для кошачьего кормления рядом.
