Предзакатное небо над Танголом выкрасилось темно-синим, в цвет
развевающихся над площадью знамен Великого Сургана. Ветер гнал
лохматые лоскуты облаков, почти касающихся островерхих башен и
покатых крыш Старого города, унося их куда-то на юг, туда, где
среди бескрайних соляных пустошей раскинулись топи Ржавых болот.
Еще полчаса, и бледное рыжее солнце нырнет за горизонт, а на
брусчатку извилистых улиц сурганской столицы упадет дрожащий свет
первых масляных фонарей. Польется незатейливая музыка из
распахнутых настежь дверей многочисленных харчевен и трактиров, по
тротуарам, нестройно распевая песни, станут прогуливаться
подвыпившие ночные гуляки, а неторопливые локомобили разожгут свои
ходовые огни, разгоняя стуком паровых машин тишину городских
окраин. Этот город никогда не спит.
– Господин генерал-министр? Вас ожидают.
Кельвер ден Геллер отвлекся от мечтательного созерцания
раскинувшихся за окном пейзажей, одернул на себе китель и
обернулся. Адъютант казался безупречно-почтительным, на его лице
застыло отстраненное и учтивое выражение, какое, по всей видимости,
и полагается по уставу приписанным к Ставке верховного командования
офицерам-адъютантам. Наверное, здесь, в расположении Главного штаба
сурганской армии, иных и не водится.
– Спасибо, я иду.
Китель, пошитый на заказ всего пару дней назад, предательски жал
в плечах, заставляя ден Геллера сутулиться. Собственно, и
генеральское звание ему присвоили отдельным приказом кабинета
объединенного командования лишь двумя неделями ранее, попутно
удостоив и еще одной великой чести – Кельвер стал самым молодым
генерал-министром в истории вооруженных сил своей страны. Правда,
на отношении к нему других военачальников это ровным счетом никак
не отразилось: убеленные сединами старцы в штабе упорно продолжали
считать основной ударной силой сурганской армии пехоту и танки,
полагая не столь давно вставшую на защиту интересов отечества
авиацию дорогой и никчемной игрушкой, а самого новоиспеченного
генерала – карьеристом и выскочкой. И тем не менее он питал
искреннюю надежду, что грядущая война все расставит по своим
местам.
Зал совещаний подавлял своей монументальностью, как, впрочем, и
все остальные помещения в этом старинном здании. Тяжелые мраморные
колонны подпирают сводчатый потолок, одного взгляда на который
вполне достаточно, чтобы у непривычного зрителя закружилась голова
от ощущения перехватывающей дыхание высоты. Стрельчатые окна
задрапированы тяжелыми портьерами, хорошо поглощающими звуки и
скрадывающими гулкое эхо. Дальняя стена украшена огромной картой
континента, выполненной в виде мозаики из миллионов полудрагоценных
камней, но тем не менее весьма подробной и точной.